Пат Бут - Малибу
Клюнет или нет? Он не убрал руку. От нее исходили жар и сила.
— Что я должен сделать за это?
Тони произнес это тоном, в котором кокетства и игривости было значительно больше желания получить конкретный ответ на вопрос. И это помогло разрядить обстановку. Легкая улыбка зародилась на краешках губ, зажгла глаза, осветила высокий лоб. Рука чуть сдавила женские пальцы.
Эмма Гиннес, озаренная счастливой улыбкой, раскрылась, словно подсолнух под солнцем. Но на секунду вдруг сомнение закралось в ее душу. А по зубам ли ей этот орешек? Не подавится ли она тем самым таким лакомым кусочком? У парня явно сильная натура. И, подумав, она словно увидела в этом простом на вид пареньке тщательно скрываемую дьявольскую хитрость. Боже! Как все сложно в этом мире. Но на то и кошка, чтобы мышь не дремала. И отступать уже неудобно, да и контракт для него в принципе готов. Осталось лишь его подписать…
Эмма перевела дыхание, стараясь смотреть пронзительно. Затем сжала его руку и притянула к себе.
— Как насчет ужина при свечах на двоих? — спросила она со смехом, показывая тем самым, что не выносит избитых фраз, но без них не обойдешься. Засмеялась она еще и потому, что хотела показать Тони, что они уже достаточно взрослые, чтобы разыгрывать друг перед другом разные интермедии, и потому, что своим смехом откровенно предложила переспать с ней.
Тони с трудом верил своим глазам. Однако он знал, что Эмма говорит и предлагает совершенно серьезно. Пора кончать. Сколько мог, он поддерживал игру. Но того, что произошло, Тони Валентино не мог даже предположить. Раздражение его достигло верхнего предела, но первый шаг сделал не он. Его сделала Элисон Вандербильт. Оказывается, она все время держалась рядом.
Ледяное спокойствие, с каким она произнесла обличительные слова, лишь подчеркнуло силу ее гнева.
— Тони станет звездой без вашего журнала, и уж конечно без вашего ужина при свечах на двоих!
Высокий срывающийся голос, жестикуляция, убеждение, что своими упреками она поразит соперницу — все выдавало девушку из высших слоев общества. И действительно, тени предков, двести лет творивших историю Америки, их родовые сокровища заставили заговорить голос крови Элисон Вандербильт и все сказать этой выскочке, посмевшей покуситься на человека, которому она отдала свое сердце. Глаза юной патрицианки легко проникли в душу Эммы, распознавая и ее претензии на некое важное место в жизни, и ее истинную суть.
Эмма увидела свою сопернину. Глаза ее сузились, губы поджались.
— Послушай, милашка, прежде чем лезть в разговор взрослых, утри сопли. И поешь что-нибудь. У тебя ни кровинки в лице, так долго не протянешь…
Тони Валентино шагнул вперед.
— Не сметь разговаривать так с Элисон! — взорвался он. — Что вы о себе возомнили? Вы кто такая? Дед Мороз? Скорее расфуфыренная елочная игрушка, которая свалилась с ветки. Вы соизволили сделать мне самое непрофессиональное предложение, какое только можно вообразить. Что у вас на уме? Может, вы просто чего-то нанюхались? Если так, то ради Бога — лечитесь!
Эмма в ужасе попятилась, голова ее затряслась, лицо превратилось в застывшую маску. Она вся сжалась, словно ожидая удара. Рука в испуге прикрыла рот. Прошло несколько чудовищно длинных секунд, пока она смогла вздохнуть. И тут все услышали сдавленный звук. «Уоуоу. Угугугуууу!» — повторила за ней толпа, с интересом наблюдавшая за развитием событий. Адреналин хлынул из крови прямо ей в душу, и она тонула в нем. Она летела куда-то вверх тормашками. Все, что таилось глубоко в душе, рвалось наружу. Но она еще не могла точно определить, что же нанесло ей такой сокрушительный удар, что именно поразило ее. Казалось, это падение будет продолжаться вечность. Внезапно она смогла взять себя в руки. «Непрофессиональное предложение»! В Америке это было единственным самым страшным оскорблением.
«Расфуфыренная елочная игрушка»! Он вычислил ее. Попал в ахиллесову пяту. Он смог понять, что она, законодательница грядущей моды, вовсе не умела и не знала, как одеваться. Он во всеуслышанье заявил, что она наркоманка и ей хорошо бы пойти к психоаналитику. Мысли вертелись с бешеной скоростью и, замедляя свой фантастический танец, складывались в одно страшное слово: «унижение». Она полностью раздавлена, размазана по стенке перед всеми этими людьми. Они все слышали и ничего не забудут. Завтра, нет, уже сегодня вечером в редакции ее журнала «Нью селебрити» не будет никого, кто не узнал бы о ее страшном унижении. В Голливуде она станет человеком недели. В огромном, скоростном, с бешеным темпом жизни Нью-Йорке это станет сенсацией дня. У Эммы в ее жизни хватало всевозможных огорчений и переживаний, но такого сокрушительного удара еще не было. Ненависть охватила ее и требовала выхода. И во всем виноват этот ничтожный актеришка! Она не смогла ответить ему, не нашла уничтожающих слов! Она чувствовала, как краска заливает ей лицо. Вот-вот готовы были хлынуть из глаз обильные слезы. Беззвучные рыдания сотрясали плечи. Она немедленно уходит! Опустив глаза, тщетно пытаясь унять сердцебиение, Эмма повернулась и пошла, раздвигая толпу, к выходу. Она шла и неразборчиво и тихо шептала какие-то слова. Но для нее они значили больше чем жизнь!
«Я уничтожу Тони Валентино. Я с ним рассчитаюсь за то, что он со мной сделал. Я тебя уничтожу… я тебя сокрушу… уничтожу… раздавлю… уничтожу…»
Машинально посторонившись, она пропустила девушку, стремительно пробиравшуюся в противоположном направлении. Если бы Эмма не была полностью поглощена своим горем и сладкими планами мести, она бы заметила, что девушка тоже вся в слезах и распространяла вокруг себя волны несчастья, сожаления и печали.
Улыбка слетела с лица Тони, когда он увидел, как Тина пересекла дорогу пробирающейся к выходу Эмме. Глядя на возвращающуюся девушку, он тотчас понял, что произошло нечто ужасное. И это имело прямое отношение к нему.
— Что случилось, Тина? — произнес Тони, но уже знал ответ.
Он сам послал Тину за матерью. Но ее уже нет — она была мертва. Тони Валентино мог сыграть любую роль. Вот только плакать он не умел. А сейчас слезы заливали его лицо, из мощной груди вырывались громкие всхлипывания и стоны. Сильно сжав голову, Тони раскачивался со все убыстряющейся скоростью, словно хотел избавиться от своего горя, вытряхнув его наружу. Он не видел сцену, что была прямо перед ним. Внешний мир перестал в одночасье для него существовать. Мир сосредоточился внутри, как воспоминание о единственном любимом человеке — матери.
— Не надо, Тони, ну пожалуйста, не надо. — бормотала Элисон.
Она дотронулась до его плеча, пытаясь сказать, что она здесь, что она любит и скорбит вместе с ним. И ей это удалось. Порой любовь творит чудеса. Она плакала и шептала слова молитвы. Элисон была готова на все, лишь бы облегчить его печаль. Но как всегда бывает в таких случаях — слезами и словами горю не поможешь.
