Дженнифер Грин - Два жениха, одна невеста
Эмма тоже встала.
— Я помогу тебе занести все это внутрь, если хочешь. Но потом мне нужно вернуться в галерею…
Он поймал ее за запястье. Только чтобы увидеть, как простое прикосновение отразится на ней. В тот же миг ее глаза устремились к нему, словно солнечный луч. Жилка на шее забилась часто-часто. Губы слегка приоткрылись.
— Судя по твоим словам, он просто святой, Эмма.
— Не святой. Но очень хороший человек.
— Да, так ты говоришь. И я верю тебе. Но если ты его не любишь, то почему выходишь за него замуж?
Эмма не ответила ему. Гаррет сомневался, что она вообще слышала вопрос. Стоя так близко к нему, она смотрела на его губы. И не отнимала руки. Боже, помоги ему.
Запах растущих во дворе пионов витал в горячем, влажном воздухе, такой дразнящий, такой возбуждающий.
Гаррет с огромным трудом удержался, чтобы не поцеловать ее — частично из-за того, как она смотрела на него. В ее глазах застыла мольба.
Она помолвлена, промелькнуло в его воспаленном сознании, а он не охотится на чужой территории. Но даже когда они были юными, он никогда не испытывал такого сильного желания. А в тридцати пять обнаружил, что внутри него, оказывается, таится сильнейшая неутоленная потребность, потребность, идущая из самого сердца, невыносимая пустота одиночества, о которой он даже не подозревал. Пустота, которую могла заполнить только женщина, стоящая сейчас перед ним.
— Не надо, Гаррет, — прошептала она мягко, умоляюще.
Он услышал дрожь в ее голосе и тут же отпустил ее запястье и отступил на шаг назад.
— Я ведь не напугал тебя, нет? Я бы ни за что на свете не причинил тебе боль, Эмма…
— Я знаю.
— Но не стану лгать. Я очень хочу тебя.
— Ты всегда был безнадежно честным. Разве тебе никто не говорил, что нельзя быть таким прямолинейным?
Она явно хотела, чтобы он улыбнулся, пыталась хоть как-то ослабить возникшее напряжение. Но Гаррет никак не мог заставить себя улыбнуться, даже для нее. Вместо этого он коснулся ее щеки тыльной стороной ладони.
— Возможно, ты не чувствуешь того же, что чувствую я.
Она резко вдохнула.
— Чувствую, поверь.
— Значит, и с ним ты это чувствуешь? Когда вы занимаетесь любовью? — Ему не хотелось смущать Эмму, но он должен знать. Гаррет просто не представлял, как можно любить мужчину и одновременно желать кого-то еще. Он должен докопаться до истины.
Эмма отвела взгляд.
— Я точно не знаю, Гаррет. Мы с Ридом… не настолько близки.
— Что? — Должно быть, он ослышался. Они же помолвлены. Как они могут не спать вместе?
Она тяжело вздохнула и подняла глаза к небу, словно ища там поддержки, затем начала спускаться по лестнице.
— Если что-нибудь из того, что я принесла, тебе не понравится или не понадобится, просто крикни, и я приду и заберу, — будничным тоном произнесла она.
Гаррет свесился через перила, наблюдая за соблазнительным покачиванием ее стройных бедер.
— Означает ли это, что ты не сердишься на меня за неуместные вопросы?
— Разумеется, сержусь. Ты такой же баламут, каким был всегда. Но, слава богу, мне уже не семнадцать.
Что верно, то верно. Теперь ты во сто крат красивее. И горячее.
— И ты всегда любил играть с огнем. Но думаю, эта незначительная неловкость между нами не помешает нам встречаться время от времени.
— Встречаться… что конкретно ты имеешь в виду?
Она погрозила ему пальцем. Эмма Деборн, девушка из высшего общества Иствика, всегда такая правильная, обходительная, вежливая Эмма погрозила ему пальцем.
Он был немедленно очарован. И пленен.
— Черт, а ты забавная.
— Нет.
— Забавная, забавная. И я, возможно, попытаюсь еще раз поцеловать тебя.
— Только попробуй, и заработаешь оплеуху, — предупредила его Эмма. Помахав на прощанье рукой, она, наконец, исчезла из виду.
Гаррет еще некоторое время постоял, опираясь на перила. Пару минут спустя до него дошло, что он все еще глупо ухмыляется. А ведь он уже и не помнил, когда в последний раз улыбался.
А затем на него нахлынуло уже знакомое чувство вины. Неправильно. Ох, как неправильно испытывать такие чувства к женщине, которая принадлежит другому. Но чутье подсказывало ему, что между Эммой и ее женихом не все так гладко.
Гаррет велел себе притормозить. Но когда развернулся и направился в дом, то уже наверняка знал, что не послушается голоса совести. Перво-наперво он разузнает побольше об этом странном союзе. А дальше видно будет.
Жаль только, что в молодости у него не хватило ума, чтобы удержать Эмму возле себя.
Эмма не находила себе покоя. Их последний разговор с Гарретом преследовал ее, словно кот мышь. Во сне она занималась с ним любовью. Мысли о нем настигали ее в самые неподходящие моменты и в самых неожиданных местах. Надевая утром белье, она внезапно начинала представлять, как снимает его. Перед Гарретом.
Завтра состоится ежегодный июньский вечер в загородном клубе. Эмма собиралась использовать свой шанс. Рид всю неделю был по горло занят. Завтра она найдет способ уединиться с ним и скажет то, что не сумела сказать в прошлый раз.
Эмма занялась обычными делами в галерее, надеясь, что работа отвлечет ее от тревожных мыслей, но не тут-то было. Они продолжали упорно преследовать ее.
Как она может принимать такое жизненно важное решение, основываясь на чувствах к мужчине, который вернулся в ее жизнь всего каких-то пару недель назад, недоумевала она. И зачем вообще Гаррету понадобилось возвращаться в ее жизнь? Конечно, в их с Ридом решении пожениться было больше вопросов, чем ответов, но она, наверное, смогла бы сделать счастливым его — и быть счастлива сама.
Вешая картину в вестибюле, Эмма увидела в окно припарковавшийся на подъездной дорожке серебристый седан с логотипом «Брачное агентство Фелисити». Несколько секунд спустя в комнату впорхнула платиновая блондинка на высоченных каблуках, с короткой ультрамодной стрижкой и в ультрамодном платье мини.
— О, как хорошо, что ты не занята!
Эмма взглянула на коробки, расставленные по всей комнате.
— Фелисити…
Ее подруга мотнула головой в сторону двери, поскольку обе ее руки были заняты: одна бутылкой вина с длинным горлышком, а другая двумя хрустальными бокалами.
— Пойдем поболтаем. Прямо сейчас. И даже не думай со мной спорить.
— Я не спорю и всегда рада тебя видеть, но…
— Никаких «но». Вперед, дорогуша. Мы будем пить вино и болтать за закрытыми дверями, по меньшей мере, следующие полчаса, и все тут.
Спорить с Фелисити было бесполезно. Своей напористостью она напоминала танк. Она устроилась за письменным столом вишневого дерева, достала из сумочки штопор, налила вина в один бокал и, отодвинув в сторону бумаги, подтолкнула его к Эмме.
