Вера и Марина Воробей - Запоздалое раскаяние
Гена вернулся минуты через три. Он был по-прежнему бледен. Глаза беспокойно бегали из стороны в сторону. Он словно бы избегал встречаться с Черепашкой взглядом.
– Люсь, – сказал он наконец упавшим и каким-то бесцветным голосом, – вы пока тут посидите с мамой, а я скоро вернусь...
Черепашка не стала его ни о чем расспрашивать, хотя ей ужасно хотелось узнать, чей же это звонок так резко изменил их планы на вечер, начало которого было похоже на сказку? Где-то внутри остро засосало уже знакомое ей чувство ревности. Можно было, конечно, подняться и уйти... Но Люся твердо решила домой сегодня не возвращаться. И еще она должна была его дождаться.
Между тем Гена наспех оделся, как-то рассеянно поцеловал ее в щеку, и пробормотав: «Не волнуйся, все будет хорошо», – ушел.
9
– Тебе взять что-нибудь? – Гена заметно волновался: то и дело запускал пальцы в свою густую, шапкой, шевелюру, теребил блестящую застежку кожаной куртки.
Ответом был преисполненный презрения взгляд его спутницы. Лу назначила Геше встречу в «Двух клонах».
Дизайн и вся обстановка кафе были весьма своеобразными и вполне соответствовали его названию. Стеклянные стены, квадратные на высоких ножках столики, сделанные из блестящего люминисцентного металла, высокие стулья в форме металлического круга, укрепленного на ножке. И столы, и стулья были прикручены к серебристому пластику, который покрывал весь пол кафе. И сколько бы посетителей ни находилось тут, всегда оставалось ощущение какой-то гулкости, необжитости и пустоты пространства. Эффект этот был запланирован и достигался за счет непривычно больших расстояний между столиками.
За стойкой, имевшей столь же лаконичный и холодный вид, как и все остальное убранство этого странного заведения, стояли всегда совершенно лысые братья-близнецы Макс и Дэн. Может быть, на самом деле их звали совсем иначе, но посетители кафе обращались к ним только так. Причем никто, похоже, не отличал, кто из них Макс, а кто Дэн. Обритые под ноль близнецы были похожи друг на друга как две капли воды и одевались тоже совершенно одинаково: широченные штаны-трубы, пестрые маечки и серебристые широкие галстуки, нелепо болтавшиеся на их голых и длинных шеях. И даже татуировки, которые щедро украшали руки и плечи братьев-близнецов, тоже были абсолютно одинаковые. Макс и Дэн никогда не улыбались, говорили мало, в основном лишь односложно отвечая на вопросы посетителей. Но, вероятно, им просто было велено так держаться: отстраненно и сурово. Так было задумано хозяином кафе. В жизни они, скорее всего, вели себя как обычные люди, а здесь создавали образы, как на сцене. Близнецы Макс и Дэн олицетворяли собой тех самых клонов, которых должно было быть двое.
– Дэн, принеси мне, пожалуйста, апельсиновый сок! – обратилась Лу к подошедшему к их столику бармену, демонстративно игнорируя вопрос Геши.
Скупо кивнув, бармен удалился.
– Ну чего ты смотришь на меня, как на врага?! – не выдержал тот. – Пойми, я люблю Люсю! И она меня, кажется, тоже, – не слишком уверенно добавил он.
– Да что ты говоришь! – с презрением фыркнула Лу.
Он залпом опустошил свой бокал. Это была уже вторая порция коктейля со странным для напитка названием «Собака». Учитывая специфику заведения, в котором они находились, можно было предположить, что имеется в виду международный значок @, который, кстати, в некоторых странах называют «котенком», а в некоторых – «кроликом». Коктейль «Собака» содержал в себе совсем неслабый процент алкоголя, благодаря чему Гена чувствовал сейчас необыкновенную решимость сказать Лу все, что уже давно рвалось наружу.
– Вот мы с тобой сидим сейчас тут, а она там – у меня дома! И у меня крыша едет! Думаю: а вдруг она уйдет? Не дождется меня, обидится?
Лу с недоверием посмотрела на Гешу. Но уже в следующий миг взгляд ее черных глаз изменился. С таким неподдельным отчаянием смотрел он сейчас на нее, что у Лу сжалось сердце. Ей даже почудилось, что у него выступили слезы. А Геша, не видя, казалось, никого и ничего вокруг, продолжал свою пламенную речь:
– Ты думаешь, я не понимаю, что поступил тогда как последний подлец? Думаешь, не понимаю, из-за кого Люся попала в больницу? Но ведь теперь-то все по-другому! Пойми же ты, наконец! – Он замолчал и перевел дух: – Клянусь тебе, Лу: я никогда в жизни ничего подобного не чувствовал!.. И точно знаю: если Люся бросит меня... или с ней что-то случится... – Тут он снова запнулся и набрал в легкие побольше воздуха: – Я никогда уже не смогу полюбить... Никого. Ну хочешь, я сам ей все расскажу? Хочешь? Расскажу, что был дурак, что поспорил на снегоход, что потом показалось, что в тебя влюбился? Хочешь?
– Не надо, – глухо отозвалась Лу, глядя куда-то в сторону.
В эту секунду она внезапно ощутила жгучий стыд. И если бы не смуглый от природы цвет кожи, то наверняка ее щеки залились бы сейчас краской. Как же она может вот так бесцеремонно вторгаться в чужую жизнь? В чужие чувства? Кто ей дал такое право?
– Послушай, Геш... Не знаю, почему, но я тебе верю, – тихим голосом призналась Лу. – Верю, что ты любишь Черепашку. И знаю точно, что она тебя тоже любит... С тех самых пор... Ты извини меня, ладно?.. – От ее прежней решимости, казалось, и следа не осталось. – Только, знаешь, мне кажется, ты должен объясниться с Леликом... Ну, в смысле, с Черепашкиной мамой, – поспешно пояснила Лу. – Ведь это она мне позвонила... Она очень волнуется за Люсю, и во многом это моя вина. – Лу подняла на Гешу виноватый взгляд: – Если б я ей не сказала, она бы ничего и не знала и Черепашка не ушла бы из дому...
– Перестань, – попросил он и, словно внезапно вспомнив о чем-то, спросил: – Кстати, а откуда у тебя мой телефон?
– Шурик Апарин дал. – Лу тряхнула копной черных волос и рукой откинула их назад. Так она делала всегда, когда волновалась и хотела это скрыть.
– Шу-ри-ик... – медленно и как-то печально повторил Гена. – А разве он... Хотя да. Кажется, он звонил мне пару раз.
– Наверное, я поступила опрометчиво, позвонив ему, – резко вскинула голову Лу. – Ведь мне пришлось объяснять, зачем мне понадобился твой телефон... И когда Шурик услышал, что ты и Черепашка снова вместе... – Тут Лу запнулась, потерла пальцами виски, будто ее мучила головная боль, а потом посмотрела на Гену страдальческим взглядом и заговорила снова: – Он так оживился... Начал выпытывать у меня подробности, что да как... А ведь я и сама толком ничего не знаю. Но что же мне было делать? Я ведь пообещала Лелику, что узнаю, где Люся... А вы сами, между прочим, виноваты! – с вызовом выкрикнула вдруг Лу. – Ты должен был убедить Люсю вернуться домой!
