Вера Копейко - Вернусь к тебе
— Ясно, — усмехнулась она, — если до сих пор вам никто не сказал об этом, значит, вы или большой чин в своем деле, или вас просто очень уважают.
— А я думал, что говорю на «о», как все, как вы, например, Анна.
— Говорите, но есть тонкости, которые…
— Так-так-так… рассказывайте. — Теперь мужчина подался вперед. Анна почувствовала сладковатый запах. Ваниль?
— Вы откуда-то из южных областей, — сказала она. — Это все равно, как… — Она хотела сказать, что это как цвет шкуры енота. На Дальнем Востоке и в здешних северных лесах они отличаются оттенком. Но она решила не кидать ему кость.
— Вы не совсем правы, скорее я с запада. Не томитесь гаданием, я из Новополоцка, — сказал он.
— Вот как? Это же Белоруссия. Чем вас заманили сюда? Каким калачом? — Она засмеялась. — Неужели здешние места вам показались более хлебными? Между прочим, — она повела носом, — от вас пахнет ванилью.
— Отличное обоняние, — похвалил он. — Моя дочь, вы ее видели, собрала мне ужин. Она сама любит ванильные пончики. Принесла целую коробку. Вас угостить? — Он быстро повернулся к желтому пакету в углу на полке.
— Нет-нет. — Анна так яростно запротестовала, что он улыбнулся.
— Не хотите портить фигуру, — бросил он.
— Она уже испорчена, — фыркнула Анна, ожидая, что он, как обычно поступают мужчины, запротестует.
Но Сухинин промолчал. Странно, но его молчание она не восприняла как согласие с ней, а иначе. Этот человек скорее всего не считал для себя возможным обсуждать ее внешность. Анне это понравилось.
— Я приехал сюда, потому что мне выпало такое служение, — сказал он. — Я вам говорил.
— Служение, — повторила Анна. — Странное слово. Почему не служба?
— Нет. — Он упрямо потряс круглой головой. — Служение, Анна.
Она скривила губы и промолчала. Потом взглянула на часы. Тридцать пять минут двенадцатого. Соседи по купе не появлялись. Она подняла голову и посмотрела на верхнюю полку над Сухининым. Постель готова, проводница застелила еще до объявления посадки на поезд. Конечно, они ведь едут в вагоне «повышенной комфортности». В это понятие входит застланная постель. Но не для тех, кто спит внизу, они должны потрудиться сами.
— Наши попутчики играют в карты. — Сухинин перехватил ее взгляд.
— Откуда вы знаете?
— Я видел, как тот, что помоложе, клал колоду в нагрудный карман. Придут под утро.
— Почему?
— Играют в покер. — Он усмехнулся.
— Вы умеете?
— Играл. Давно. Когда работал рентгенологом.
— Но вы сказали, что вы химик по образованию…
— Это правда. Я работал инженером на химическом комбинате в Новополоцке. А потом закончил курсы рентгенологов и перешел в поликлинику.
— Ого. Как все гармонично в вашей жизни. Просвечивали людское тело, — Анна наморщила нос, — а потом стали просвечивать взглядом душу.
— Да нет, я скорее менеджер.
— Так вы поможете мне разобраться с формулами?
— Конечно, — сказал он. — Я вас жду.
6
Она лежала на полке, в купе была полная темнота. Сосед, казалось, уже спит. А она не могла.
По дороге в Суходольск Анна собиралась подумать. О том, что сейчас для нее важнее всего. Взглянуть издали на свою жизнь, в которой пора принять окончательно два решения. Но этот человек сбил ее с толку.
Странно, в который раз думала она, ее бабушка умерла внезапно, и сразу после нее все до одной шиншиллы ушли в мир иной. Есть ли связь?
Эта мысль давно не давала ей покоя, но сейчас, после поездки на выставку, она не отпускала ее. Анна вспомнила одну фразу, которую сказал ей попутчик. И спросила себя: а может быть, на самом деле пришло время? Все сошлось, ей непременно сейчас надо доискаться до причины, по которой ушли из жизни бабушка и ее дело.
Наверное, поэтому она с такой легкостью поддалась попутчику и рассказала ему.
Что ж, дома она исследует все записи, которые делала бабушка. Перелистает тетради в шкафу. Анна помнит, как сама предлагала матери все это выбросить. Но та не согласилась: «Давай не будем. Мне кажется, еще не время».
Она прочтет все материалы и найдет что-то, что наведет ее и Сухинина на мысль о том, что случилось тогда.
Анна знала: если ты делаешь один шаг, то немедленно происходит что-то. Только надо быть внимательной и не упустить. Надо заметить каждую мелочь…
Ничего себе, мелочь, одернула она себя, глядя из тени, в которой сидела, на попутчика. Мелочью его не назовешь. Метр восемьдесят, не меньше, ростом, килограммов девяносто весом. Она привыкла измерять вес и рост у зверей, поэтому с легкостью определяла у людей.
Анна со стоном повернулась на другой бок, когда вспомнила о второй проблеме, о которой собиралась подумать в дороге.
О Витечке.
…— Мам, тебе не хочется плакать, когда ты смотришь на нас с Витечкой? — однажды спросила она свою мать.
— А что? — Мать наморщила губы, ей не понравился вопрос.
— Я на его фоне — морская корова. А он, он… жук-плавунец.
— У тебя и сравнения. — Мать засмеялась. — Во-первых, если ты корова, то почему морская, а не пестрая домашняя буренка. А если он жук-плавунец… разве это плохо? Такой подвижный, быстрый… — Мать пошевелила длинными пальцами со свежим ярким маникюром, изображая движение лапок жука.
— Мам, брось.
— Анна, все в твоих руках. Ты можешь откормить Витечку. Попробуй.
Но, как она теперь понимала, уже тогда дело было не во внешней несхожести, а в чем-то другом. Когда она выходила замуж, она видела его и себя, ничто в его облике не поколебало ее решение. Витечка Воронин всегда был таким. Потому и Витечка, а не Виктор. Он как будто служил подтверждением того, что мужчина хорош собой в любом облике, если он на самом деле хорош.
Витечка оставался субтильным, как французик из кино. Она могла закрыть его своим телом так, что не разглядишь. Когда они бывали вместе, к ним обращались: «девушки», «дамы». Это значит, первой всегда замечали ее. Анна смеялась, а потом это стало раздражать.
Она повернулась на спину и открыла глаза. Вагон раскачивался, ей показалось, что она снова лежит на дне пластиковой лодки, в которой они уплыли сразу после свадьбы.
Лодка была желтого цвета, с красным названием на борту. «Фортуна». Почему так многозначительно называют даже мелкие суда и суденышки? Как будто, спускаясь на дачный пруд, ты возвышаешься над обыденностью. Не важно, что рядом деревенский пацаненок дрейфует на автомобильной камере без всякого названия, а единственным украшением его посудины служит здоровенная заплата, вырезанная из резинового сапога деда.
Но как бы то ни было, именно «Фортуна» качалась в тот день под берегом, легкая, словно сделанная из пальмовых листьев. Данила — знакомый егерь Анны — уступил ее на две недели.
