Нора Робертс - Одно лето
— Я боюсь летать на высоте девять тысяч метров в тяжелой металлической капсуле вместе с двумя сотнями пассажиров, большая часть которых любит делиться подробностями своей личной жизни с соседями. — Она улыбнулась, закинув ногу на приборную панель. — Да уж лучше проехать на машине через всю страну со странным фотографом, который задался целью как можно меньше рассказывать о себе.
Шейд покосился на Брайан, но решил, что можно поиграть в ее игру, правила были известны всем.
— А ты меня ни о чем и не спрашивала.
— Ну ладно. Начнем с чего-нибудь простого. Почему тебя зовут Шейд? И откуда эта кличка под стать имени — Тень?
Он притормозил, сворачивая к месту для отдыха.
— Это сокращение. От имени Шейдрах.
Брайан все поняла, и глаза у нее расширились.
— И Мисах с Авденаго из книги пророка Даниила?
— Моя мать решила наградить всех своих отпрысков странными именами. Мою сестру зовут Кассиопея. А почему ты Брайан?
— Родители хотели сказать, что они не сексисты.
Как только фургон остановился, Брайан выскочила, согнулась пополам и прикоснулась ладонями к асфальту. Это привлекло внимание мужчины, который садился в припаркованный рядом «понтиак». Необычная поза так заинтересовала этого туриста, что он добрых тридцать секунд не мог попасть ключом в замок зажигания.
— Боже, у меня все затекло. — Она потянулась, встала на цыпочки, а потом снова опустилась на всю стопу. — Смотри, там есть закусочная. Пойду куплю картошки фри. Ты будешь?
— Но сейчас только десять утра!
— Почти десять тридцать! — поправила его Брайан. — И потом, люди же едят на завтрак драники. Почему бы не взять картошку фри?
Шейд видел разницу между драниками и жареной во фритюре картошкой, но спорить ему не хотелось.
— Да пожалуйста. А я куплю газету.
— Отлично. — Немного подумав, Брайан снова залезла в фургон и достала сумку с камерой. — Встретимся здесь через десять минут.
Идея взять камеру была хорошей, но из-за нее Брайан вернулась только через четверть часа. Как только подошла к закусочной, ее внимание привлекли люди, выстроившиеся в очередь за едой. Около десятка человек стояли извилистой цепочкой под вывеской «Поешь быстро».
На них были мешковатые бермуды, мятые сарафаны и хлопковые брюки. Какой-то кудрявый подросток надел кожаные шорты, они выглядели так, будто их кто-то покрасил краской, а седьмая от прилавка женщина обмахивалась широкополой шляпой с развевающимися лентами.
Эти люди куда-то направлялись и теперь были вынуждены задержаться. Они не хотели ни на кого обращать внимания. Брайан не смогла устоять. Ходила вдоль очереди туда-сюда, пока не нашла удачный ракурс.
Она сняла очередь с конца, так цепочка казалась длиннее. К тому же все стояли спиной к ней, и это подчеркивало разобщенность ожидавших. Где-то впереди многообещающе маячила вывеска «Поешь быстро». Мужчина за прилавком подавал еду и казался мутной тенью. Его будто бы и не было вовсе. Брайан потратила больше десяти минут на фотосъемку и только после этого сама встала в конец очереди.
Шейд стоял с газетой, прислонившись к машине, когда его спутница вернулась. Он уже успел сделать три четко выстроенных кадра на стоянке, сфокусировав свое внимание на автомобильных знаках разных штатов. Оторвавшись от чтения, он увидел Брайан. В одной руке она держала огромный стакан молочного коктейля с шоколадом, в другой — невероятно большую порцию залитого кетчупом картофеля фри, камера висела на плече.
— Извини, — она закопалась в картошке, — сделала пару хороших снимков очереди у закусочной. У нас, кажется, половина лета уходит на беготню и ожидание.
— Ты сможешь со всем этим вести машину?
— Конечно. — Брайан плюхнулась на водительское сиденье. — Я часто так делаю. — Она зажала коктейль между колен, положила перед ним картошку и протянула руку за ключами.
Шейд посмотрел на завтрак, размещенный на гладких загорелых ногах.
— Все еще согласна поделиться?
Брайан оглянулась назад, проверяя, нет ли кого сзади, и тронулась.
— Нет. — Она резко повернула руль и выехала со стоянки. — Ты упустил свой шанс. — Она уверенно вела машину одной рукой, снова запустив вторую руку в картошку.
— Ты ужасно питаешься, тебя всю должно было обсыпать прыщами!
— Про прыщи — это все сказки, — заявила она и обогнала тащившийся рядом седан.
После нескольких корректировок из динамиков зазвучали старые добрые Симон и Гарфункель.
— Вот это музыка, — сказала Брайан. — Мне нравится, когда песня помогает представить что-то. А исполнители кантри обычно поют про боль, измены и пьянство.
— И жизнь.
Она взяла коктейль и стала пить его через соломинку.
— Может быть. Только мне кажется, я устала от той реальности, которую ты изображаешь в своих работах.
— И которую ты игнорируешь в своих.
Брайан нахмурилась было, но тут же расслабилась. В чем-то Шейд прав.
— Зато мои работы можно трактовать по-разному. Зачем ты взялся за это задание, Шейд? — неожиданно спросила она. — Лето в Америке — это веселье, а веселье не в твоем стиле.
— А еще лето — это пот, засыхающий под палящим солнцем урожай и измотанные нервы. — Он снова закурил. — Это больше в моем стиле?
— Ты сам все сказал, я тебя за язык не тянула. — Брайан сделала еще глоток коктейля. — Если будешь так много курить, то умрешь.
— Мы в любом случае умрем. — Шейд снова развернул газету и замолчал.
Да кем он, черт побери, был? Брайан задавала себе этот вопрос, постепенно скидывая скорость до шестидесяти. Из-за чего Шейд стал таким циником? Благодаря чему развил свой талант? Чувство юмора, как оказалось, у Колби тоже было, пару раз оно проявилось. Но он, кажется, позволял себе расслабиться только до определенной степени.
Страсть? Да, Шейд был настоящей пороховой бочкой, в этом Брайан не сомневалась. Но что могло привести к взрыву? Точно она знала только одно: этот человек держал себя в ежовых рукавицах. Страсть, сила, ярость — называйте как хотите — все это уходило в работу, и на личную жизнь ничего не оставалось. По крайней мере, обычно не оставалось.
Брайан понимала, что ей следует быть осторожной и сухой. Такое поведение — лучший способ завершить проект без душевных ран. Но она хотела разобраться в характере Шейда и чувствовала, что не может не поддаться искушению. Ей не терпелось понажимать на разные кнопки и понаблюдать за результатом, возможно, потому, что Шейд ее раздражал и одновременно манил.
Она сказала правду: до этого ее еще никто так не бесил. Работа всегда спасала, Брайан заглядывала в душу человека и изучала его. Не все обнаруженные там качества были достойны восхищения, не все были приятны, но всегда находилось что-то, что Брайан понимала. И теперь она пыталась понять Шейда, это было ей необходимо. Именно поэтому она так хотела его сфотографировать, хоть до поры до времени и не спешила в этом признаваться.
