Розмари Роджерс - Обнаженные чувства
— Стелла, меня не будет в офисе всю первую половину дня — похоже на то, что еще некоторое время мне придется провести в суде. Будь хорошей девочкой и разбери мою почту, пожалуйста. Ответь на те письма, на которые в состоянии ответить сама, остальные пусть ждут меня. — Да, мистер Циммер, будет исполнено. Вы появитесь после ленча?
— Надеюсь, что да. Постараюсь быть сразу после ленча. Так что держись пока, деточка.
Стелла нажала на рычаг телефона и еще с минуту вопросительно смотрела на умолкший аппарат. В последнее время Дэвид стал щедрой рукой раздавать ей всевозможные комплименты и ласковые прозвища. К чему бы это? Неужели… Но, с другой стороны, почему бы и нет? Ведь заявил же он ей не так давно, что она красива, а ему нравится общество красивых женщин. А вдруг за этим последует приглашение на обед? Господи, да Марти с ума сойдет от ревности. Что же касается Евы — ох, да Ева просто умрет!
Стелла задумалась: интересно, знает ли Ева, что именно она поведала Дэвиду о том, что у Евы и Марти как-то раз была попытка интимной близости.
— Один разочек, всего только один, — сказала Марти. — И было это давно, когда они еще только поселились вместе. Своего рода эксперимент, не более того.
Стелла тогда притворилась, что ревнует Марти, но на самом деле она просто терпеть не могла Еву. Вечно она разыгрывает из себя недотрогу, ну и получила по заслугам.
Все недостатки Евы сводились к одному, главному — она была никудышной актрисой и ни черта не смыслила в сложном искусстве любовной игры. Она позволила себе роскошь влюбиться в Дэвида и мгновенно стала уязвимой. Иметь любовные отношения — это одно, любить же по-настоящему — совершенно другое. Когда ты любишь, то становишься слабым, позволяешь другому, тому, кто любит меньше, использовать себя. Уж Стелла по отношению к себе такого никогда не допустит. Больше никто не причинит ей боль, никогда.
Стелла заправила в машинку лист бумаги и принялась за работу. Она решила перепечатать и подготовить к подписи завещание очередного кандидата на тот свет, чтобы Дэвид смог просмотреть его, как только вернется. Через минуту, правда, она порадовалась, что занялась делом, поскольку дверь без стука распахнулась и вошла Глория Риардон собственной персоной с журналом и пачкой бумаг в руках.
— Привет, Стелла. Дэвид тебе просто вздохнуть не дает. Вечно ты трудишься в поте лица, наша тихоня.
Стелла улыбнулась в ответ, но голова при этом у нее работала, как хорошо отлаженный механизм. Глория явно что-то задумала, но только что? Может быть, она что-нибудь узнала или сам Дэвид рассказал ей кое о чем? Дэвид был единственным человеком, который знал все о ней и Марти…
— У меня с собой несколько важных документов, и мистер Хансен хотел бы, чтобы Дэвид их просмотрел. Я положу их к нему на стол так, чтобы он сразу их увидел, когда придет, ладно?
Не дожидаясь ответа Стеллы, Глория проследовала прямо в кабинет Дэвида, а через несколько секунд выплыла оттуда, улыбаясь по-прежнему. Стелла лишний раз убедилась, не без зависти глядя на нее, что Глория по-настоящему красивая женщина. А уж ее платья! Самые дорогие и шикарные, которые Стелла когда-либо видела на особе женского пола. Да и что греха таить — не только платье, но и фигура Глории вызывала восхищение. Поэтому ничего удивительного не было в том, что, по слухам, Говард Хансен поддерживал с ней не только деловые отношения. «Интересно только, — подумала Стелла, — как мистер Хансен реагирует на откровенные заигрывания Глории с Дэвидом Цим-мером?»
Стелла бы удивилась, если бы узнала, что именно этот вопрос Глория собиралась обсудить с Говардом Хансеном.
Хансен был высоким стройным мужчиной с пронзительными серыми глазами и редеющими светлыми волосами. Ему было уже далеко за сорок, и он отличался сдержанными, мягкими манерами и проникновенным, хорошо поставленным голосом. Он производил впечатление вполне интеллигентного человека на каждого, кто не слышал его в суде. Выступая перед присяжными, Хансен вдребезги разбивал показания свидетелей обвинения.
Однажды ему сказали, что из него вышел бы великий актер, на что Говард хладнокровно ответил, что его адвокатская деятельность приносит ему куда больше денег, чем любому актеру, а знание законов позволяет с толком ими распорядиться.
У Говарда Хансена почти не существовало обычных человеческих слабостей, по крайней мере до тех пор, пока он не встретил Глорию, молодую вдову-англичанку, когда-то бывшую женой его умершего клиента. Сам недавно овдовевший, Хансен познакомился с ней во время путешествия в Европу, где он пытался развеять свое одиночество. Они познакомились и обнаружили у себя некоторые общие черты характера. Узнав друг друга поближе, он отметил, что она не только с радостью идет навстречу его тайным сексуальным прихотям, за осуществление которых он раньше платил большие деньги дорогостоящим проституткам, но и сама преуспела в поисках экзотических развлечений. Она ввела его в общество поклонников групповых любовных сборищ в Лондоне, Риме, Гамбурге и даже научила парочке-другой забавных штучек, о которых даже он не имел представления. Он выразил удивление, что она растрачивает свои богатые таланты в сексуальной сфере впустую, поскольку из нее могла бы выйти величайшая куртизанка, но она сказала ему со смехом, что в подобных вопросах предпочитает укрываться за ширмой респектабельности и анонимности. Говард привез Глорию с собой в Калифорнию — она заявила ему, что Лондон начинает уже ей надоедать. Никто из них тем не менее пока еще не созрел для брака, и Глория получила место в офисе Говарда, что дало ей легальную возможность постоянно находиться при нем. Они прекрасно понимали друг друга и секретов друг от друга практически не имели. Ту и другую сторону сложившееся положение вполне устраивало.
Вернувшись из офиса Дэвида, Глория прошла в кабинет к Хансену и, не спрашивая его разрешения, приготовила два сухих мартини. Говард следил за ней, выжидательно подняв брови, но вопросов не задавал, так как прекрасно знал, что она сама не преминет выложить все, что у нее на уме.
Смешав напитки, Глория пристроилась на диване, который стоял вдоль противоположной от Говарда стены. В каждом движении Глории сквозила безотчетная попытка соблазнить, но Говард прекрасно понимал, что сейчас Глории не до этого, просто она настолько сжилась с ролью соблазнительницы, что это стало частью ее натуры.
— Я оставила последний номер «Стада» на письменном столе Дэвида. В нем фотография его подружки — на весь разворот.
Рядом с Говардом Глория всегда была естественной — прямой и очень конкретной. Он знал эту ее черту и очень ее ценил.
