Татьяна Веденская - Мужчина моей мечты

— Где моя чистая накрахмаленная рубашка?

— Почему кончились носки?

— Куда делась моя записная книжка, я вчера вечером держал ее в руках!

— Почему я должна знать, где твоя записная книжка?! — возмущенно орет Ольга на своего благоверного, природная рассеянность которого с годами только усугубляется. Также Женька считает, что имеет право на горячий ужин. И страшно обижается, когда ему дают вместо рябчиков в сметане остатки детской кашки. Это происходит почти каждый день, поскольку Ольга не собирается тратить свою жизнь на ежедневное приготовление рябчика в сметане.

— Мне что, делать больше нечего? — удивляется она.

Да, конечно, есть определенная вероятность того, что в один прекрасный день Женька хлопнет дверью и уйдет к той, у которой этих рябчиков (рубашек, носков и т. д.) полный холодильник — согласно теории Эйнштейна, вероятность есть на все и всегда — однако я очень хорошо знаю Олю Соловейка. Она — солнце, которое светит и днем, и ночью. Думаю, Женьке оно светит особенно по ночам. И потом, ее преданная любовь, ее способность встать рядом с Женькой в трудную минуту. Нет, думается мне, он не уйдет, даже если его будут заманивать омарами в кляре. Однако даже такой счастливый брак, как у моей Оли, — это гигантский труд (в основном Женин), огромное терпение (в основном Олино) и множество скандалов (примерно раз в три дня), когда происходит уточнение деталей.

— Ты ничего не делаешь, почему бы тебе не сходить на рынок самой? — интересуется Женя.

— Это не женское дело, и потом, чтобы ничего не делать дома с двумя маленькими детьми, надо иметь море сил! — ответствует Оля и в красках, с яркими деталями расписывает свой обычный день. Дальше они немного кричат друг на друга, потом немного кричат на детей, после чего Женька идет на рынок за овощами. И это, между прочим, один из лучших вариантов семейной жизни.

Я очень хорошо понимаю, что моя семейная жизнь с Михаилом, если бы всевышнему было бы угодно ее организовать, выглядела бы совершенно по-другому. Во-первых, я бы безропотно крахмалила рубашки и научилась наглаживать на брюках стрелки. Сам факт наличия его брюк в моем ведении заставил бы меня это делать. Само собой, я подавала бы ужины. Может, не рябчиков. Может, простую картошку с котлетами, но обязательно каждый вечер. И конечно, я бы старалась создавать нормальные условия для его отдыха от тяжелой институтской работы, старательно игнорируя тот факт, что он зарабатывает там меньше меня.

— Весь этот бред ты озвучиваешь только потому, что он еще на тебе не женился, — заверила меня Соловейка. — Шубина, даже любимому сыну ты готовишь всего три раза в неделю — в понедельник, среду и пятницу. И пожалуйста, не думай, что какой-то там штамп в паспорте может как-то изменить тебя до неузнаваемости.

— Не знаю, — задумчиво отвечала я, ковыряясь в тарелке с пирожным. — Если он и правда решит на мне жениться, это будет просто чудо.

— Вот! Это именно то, о чем я и говорю. Почему ты считаешь чудом замужество с престарелым учителем истории из университета, который ездит на «Жигулях» и считает себя пупом земли?

— Оля, очнись! Мне двадцать пять лет, и единственный мужчина, которому я не безразлична, — он. У меня есть образование, прекрасный сын, чудесная подруга, с которой можно пойти хоть на край света…

— Спасибо, — ухмыльнулась Ольга.

— На здоровье. У меня есть шесть соток земли, на которых я могу выращивать цветную капусту и сельдерей. Единственное, чего мне не хватает, — это собственной семейной жизни. Да, я хочу, очень хочу иметь штамп в паспорте. Я хочу отвозить на дачу рассаду на Мишиных «Жигулях». Я буду счастлива что-то там стирать. И мне все равно, что он старше меня на семнадцать лет.

— Ты его любишь? — уточнила Соловейка.

— Да какая разница! — возмутилась я. — У нас общий сын, он — моя Большая Любовь. Пусть женится, я уверена, что я снова его полюблю. В этом проблем не будет. Я боюсь только, что он снова будет ходить, приносить вафельные тортики, рассказывать сказки, что увидел меня в толпе и полюбил, а потом развернется на сто восемьдесят градусов и скажет, что я его не так поняла.

— То есть ты не уверена в серьезности его намерений? — подытожила Ольга.

— Именно. Не уверена просто ни на секунду!

— Ну, это не такая большая проблема. Раз ты все-таки хочешь, чтобы этот старый козел на тебе женился, то уж как это организовать, мы придумаем.

— Знаешь, если он женится — я отказываюсь считать его старым козлом, — обиделась я.

— Вот когда женится, тогда я пожму его честную мужскую руку, — усмехнулась Оля. — Слушай, чего ты насилуешь пирожное! Отдай его мне, если оно тебе ни к чему.

— Да бери, конечно. — Я кивнула и подвинула к ней размазанный по тарелке чизкейк.

Мы принялись разрабатывать стратегический план и решили, что я ни за какие коврижки не должна снова отдавать свое девичье тело в лапы моего сердцееда. По крайней мере, до того момента, пока в ЗАГС хотя бы не ляжет наше с ним заявление.

— И ты должна уточнить, действительно ли он развелся с женой, или же это сказки, — напомнила мне Ольга.

— Как?! — запаниковала я. — Что, выкрасть у него паспорт?

— Думаю, в вашей ситуации будет вполне уместным спросить это напрямую.

— Это же позор!

— Ну и что, — уперлась Олька. — Сделаешь, как миленькая.

— Как большая. Что еще?

— Еще?

Еще она решила, что видеться нам следует почаще, но только в присутствии сына. И что я должна всячески поощрять попытки Михаила Артуровича создать для мальчика полноценную семью.

— Помни! Сын — твой главный козырь, раз уж так получилось. Все ж таки он именно из-за него к тебе вернулся. Всякая там любовь-морковь вторична, я уверена.

— Добрая ты! — надулась было я, но Ольга была права. Я понимала, что мужчины в целом, и Миша в частности, крайне эгоистичны. И женщин воспринимают как источник удовольствий и определенных возможностей. Например, возможностей продлить свой род. Таким образом, ценность женщины, к которой уже приложен симпатичный, здоровый и как две капли воды похожий на тебя наследник рода, — ценность такой женщины (особенно если учесть, что она младше тебя на семнадцать лет) возрастает многократно.

Именно на это я и делала упор всю следующую неделю. Михаил дважды заезжал за мной на работу, чтобы мы вместе могли забрать Тему из садика. Он даже поприсутствовал на родительском собрании, где гордо «якал» на перекличке после имени Тема Шубин, а потом с чувством исполненного долга внес в кассу (то есть в карман родительского комитета) тысячу рублей на подарок и Деда Мороза.