Соль под кожей. Том третий - Айя Субботина
Мои тормоза обрываются.
Здравомыслящая часть меня просто перестает существовать, когда я с размаху тараню кулаком рожу того придурка в отражении. Снова и снова, потом уже с двух рук, пока паутина трещин не превращает моего зеркального близнеца — в тысячу копий. Но не останавливаюсь даже когда осколки врезаются в кожу и разлетаются по сторонам вместе с брызгами крови.
Понятия не имею, сколько времени меня так жестко рвет, но когда в голову постепенно возвращается способность соображать, первым делом сую окровавленные кулаки под ледяную воду в полную осколков раковину.
Пальцы не дрожат.
Боли нет. Точнее, она есть, но даже не чувствуется, потому что все перекрывает Армагеддон в башке и в груди.
Моя Лори.
Чей-то ребенок в ней.
Хотя, блядь, я даже догадываюсь, чей.
Я ее знаю как облупленную, как самого себя. Хуй его знает, как так получается, что она не врет, когда говорит, что не трахается с Авдеевым, но я почти уверен — ребенок его. И уверен, что он ни хуя об этом не знает.
Ëбаный сюр — Авдеев воспитывает мою дочь, ни хуя не зная, что она от меня (скорее всего, дела обстоят именно так, не для того же Рогожкина пыталась от меня избавиться), а моя Лори каким-то образом залетела от него.
— Эй! — кто-то настойчиво стучит в дверь. — У вам там все в порядке?!
Отрываю сразу несколько бумажных полотенец, наспех промокаю кровь с разбитых пальцев, прокручиваю защелку и выхожу. Рядом трется та сама медсестра со стаканчиком дерьмового кофе. Смотрит на меня перепуганными глазами и, заикаясь, предлагает обработать руки.
— Это просто царапины, — отмахиваюсь от ее помощи. Я уже спустил пар. Как минимум на какое-то время моя башка снова может соображать. — Где моя девушка? Ее уже осмотрели? Что сказал врач?
— Она там, — кивает за спину в коридор, как будто выход из него ведет прямо к Лори. — В смотровой. Доктор… вас искал.
Попетляв немного по коридору, натыкаюсь на того самого врача. Его глаза лезут на лоб, когда он видит мои руки, так что приходится сослаться на тяжелый день и компенсацию ущерба. Жаль, что мы живем в мире, что эта магическая фраза моментально всех успокаивает, решает все проблемы и нивелирует абсолютно любую дичь.
— Валерия в порядке, — откашлявшись, сообщает врач. — Мы сделали пару уколов — ничего серьезного, просто витамины. Но на всякий случай я бы рекомендовал оставить ее в больнице до утра.
Если бы он не предложил это сам — я бы сказал еще парочку «волшебных слов».
— Я же могу остаться с ней?
— Конечно, разумеется. — Он снова формально откашливается. — Женщинам в положении всегда важно чувствовать поддержку.
— И вот еще что. — Я захожу в свое банковское приложение, вбиваю в поле перевода основательную сумму, показываю ее доктором и на его морщинистой роже вижу нужный мне эффект охуевания. — Ее зовут Мария Ивановна Иванова. И сразу после того, как мы покинем клинику, о нашем визите никто никогда не узнает.
Врачам таких мест приходится иметь дело с абсолютно разной публикой, и этот не исключение — сразу понимает что к чему, старательно кивая. Иногда мне даже хочется чтобы в моей теории о продажности этого мира появилось хотя бы одно исключение. Хотя бы одна задница, которая в ответ на попытку ее купить, смачно харкнет мне в рожу, но, по ходу, это что-то из разряда фантастики. Хотя, справедливости ради, сейчас вообще не тот случай, когда бы я хотел увидеть порядочного и неподкупного человека.
— Вале… — Доктор закашливается и начинает снова. — Марии Ивановне нужно пройти еще один маленький тест и сразу после этого мы переведем ее в палату. Номер семь. Это на втором этаже.
Значит, у меня есть немного времени, чтобы окончательно проветрить голову.
Выбираюсь на улицу, вдыхаю прохладный воздух полной грудью.
Впервые за время после операции так сильно хочется курить.
Нахожу в телефонной книге телефон Авдеева — хрен знает зачем сохранил его в контактах, хотя номер уже трижды поменял. Прикидываю, сколько времени мне нужно на паузу. Ладно, хули булки мять как целка.
«Пятница, 19.00. Любое место на твой выбор».
Он читает почти сразу, как будто как раз в эту минуту зашел проверить СМС-ки. Присылает короткое «Ок» и название клуба. Не хочу даже проверять, что за место — в принципе, по хую, где и как мы пересечемся, меня в этой встрече интересует только результат.
Еще несколько минут держу переписку открытой, мысленно готовлюсь выкатить трехэтажный мат если только этот мудак хоть заикнется про Лори, но он не заикается.
Черт, надо было все-таки разрешить медсестре вытащить из моей кожи хотя бы крупные осколки — не пришлось бы сейчас выдергивать их самому. Так что, прежде чем идти к Лори, еще раз захожу в туалет и кое-как привожу в порядок руки хотя она сразу поймет, что у меня конкретно протекла крыша.
Смачиваю водой растрепанные волосы. Сто лет носил «ёжик», но после операции так капитально зарос, что вдруг начал нравиться себе с челкой, так что убрал только затылок и виски, типа, как у какой-то всратой k-pop-звезды. Но если бы прямо сейчас под рукой оказались ножницы — срезал бы на хрен под корень.
Палату, в которую переместили мою маленькую обезьянку, найти не сложно. Направо от лифта, третья дверь. Мысленно сажу на цепь свих голодных церберов, надавливаю на ручку и захожу внутрь.
Спасибо, чертушка, что здесь из всего света — небольшая лампа на прикроватной тумбочке — есть шанс, что Лори не заметит мои руки в первые пять минут и тогда мне не прилетит в тыкву. А за пять минут я могу даже попытаться заговорить ей зубы. Кажется, до того как я переступил порог палаты, у меня даже был неплохой план как это сделать с минимальными временными потерями, но…
Вот она.
Сидит на кровати, подогнув под себя ноги так сильно, что упирается подбородком в колени.
И увидев меня, смотрит так…
Я чувствую себя как герой старой компьютерной игры, у которого вместо всей «жизни» осталась только половина «сердечка», а остальные четыре — просто пусты колбочки.
И пока Лори смотрит на меня своими лемурьими глазами, я чувствую, как они медленно наполняются кровью, теплом и, блядь, какой-то невообразимо сладкой романтичной херней.
Хочу схватить ее в охапку.
Задушить в своих руках.
Зацеловать.
Раздеть полностью, чтобы на ней ни одной чертовой тряпки не осталось.
Выебать так, чтобы при имени Авдеева
