Елена Квашнина - Четыре Ступени (СИ)
- Господи! Что ты тут делаешь?
- Греюсь, - вяло ответила Светлана. - Заодно приобщаюсь к истории страны.
- Нашла же место!
- Ну, заблудилась я, Натка, заблудилась, - проблеяла Светлана, без активного движения вновь начавшая замерзать. - Думаешь, легко ночью на кладбище ориентироваться? Да ещё на таком. А ты чего оттуда ушла?
- А-а-а-а… - Наталья устало махнула рукой. - Чего там делать? Свальный грех наблюдать? Я лучше с тобой побуду.
- Что, и Дрон тоже? - вытаращилась на подругу Светлана.
- А он что, не мужик? - хмыкнула Малькова.
- Но… но… - растерялась Светлана. - Вы же уже… И потом, у вас вроде любовь… Как он может при тебе с другими?
- Любовь? - с неожиданной горечью переспросила Наталья. - Ага! Любовь! Как же!
И моментально спохватилась, что выдала себя. Совсем немного, но выдала. Поторопилась исправить промашку. Заявила с весёлым нахальством:
- У нас полная свобода в отношениях. Дрон - свободный мужчина, я - свободная женщина. Никаких обязательств. Никто никому ничего не должен.
Голос её почему-то дрожал. Светлана не могла хорошо разглядеть в темноте, однако была абсолютно уверена - в глазах у Натки стояли слёзы. Утешить бы чем Наталью, да чем утешишь? Она и сама утешения не захочет.
Малькова словно прочла мысли Светланы. Вдруг засмеялась. Взяла подругу за руку и повела прочь с кладбища, объясняя, как просто найти оттуда выход. Действительно просто, поняла Светлана, когда они наконец выбрались на асфальтовую дорожку. В конце дорожки маячил электрический столб с фонарём. Подруги переглянулись, в один миг оценили друг у друга мокрые брючки, развившиеся локоны, начинающие синеть губы - ни дать, ни взять две покойницы. Две кандидатки в приведения. И захохотали, как можно хохотать только в молодости, забывая в момент о всех неприятностях. И потом до рассвета бродили вокруг фонаря, вокруг огромного штабеля красных кирпичей, вокруг обмотанного паутиной строительных лесов храма, делясь самым задушевным, самым наболевшим. Говорили не только о своём, о девичьем. О жизни вообще рассуждали. Хотя, что они тогда могли знать о жизни-то? Когда над их головами раздался первый глухой удар колокола, от которого, казалось, загудел и сам воздух, они перепугались до крайности. Вспомнили, где и зачем находятся. Понеслись назад, в келью. На их счастье никого по дороге не встретили.
Дальнейшее походило на фильм о партизанах в тылу врага. Небо над монастырём стремительно светлело. Из-за зубчатых стен поплыли жёлтые и малиновые полосы, предвестницы восходящего солнца. Начали просыпаться птицы, пробовали голоса. Звонил и звонил колокол, наполняя округу густым дрожанием звука. Орали вороны, беспорядочно кружа вокруг шпиля звонницы. От монастырских ворот к действующему храму по одному или небольшими группками шли верующие. В основном разного возраста женщины и дети. В длинных платьях, в чёрных платках, опустив головы и непрестанно крестясь. Некоторые останавливались вдруг, и после очередного крестного знамения клали поясной поклон, потом опять крестились и неспешно шли к входу в храм.
Всё это Светлана видела, сидя в кустах сирени недалеко от монастырских ворот. Их компания ещё в рассветных сумерках, после первых ударов колокола, когда небо только начало бледнеть и начали бледнеть, гаснуть россыпи звёзд над головой, когда зарозовел восток, наломала себе на кладбище по роскошной охапке сирени. Но выйти из монастыря незамеченными оказалось непросто. Тем более, что Скворцов бился в тихой истерике, беспрестанно шёпотом причитал о разных страшных карах на свою голову, если они попадутся. Вот и пришлось им поочереди переползать где на четвереньках, а где по-пластунски в мокрой от росы траве из одной купы кустов в другую, волоча за собой свои букеты. Новые кусты встречали их обильным росяным душем. Вся компания мгновенно вымокла с головы до пят, перепачкала землёй и травой одежду. С трудом дождались начала службы. Промчались по опустевшим дорожкам, будто кто им пятки салом смазал. Гады-охранники, подложившие им свинью в виде ночёвки в монастыре, ржали в след словно застоявшиеся жеребцы, выкрикивали вдогонку обидные пожелания. Точно не у божьего места охрану несут, а у борделя. Возле станции метро “Спортивная” пришлось приплясывать с четверть часа, дожидаясь открытия метро. Приплясывали молча. Разговаривать никому не хотелось. Каждый мечтал о тёплом пустом вагоне и мягком вагонном диване. А в вагоне все в два счёта закемарили и проспали пересадку.
Светлана долго потом не могла оправдаться перед родителями. Долго чувствовала себя виноватой, вспоминая белое, как мел, лицо отца, открывшего ей дверь, и покрасневшие, воспалённые глаза матери, тут же выскочившей в прихожую. В доме в то утро нестерпимо пахло валокордином. А сирень, поставленная за неимением большой вазы в ведро, через день осыпала лепестки. Вся. И мама, грустно усмехаясь, пояснила, мол, и должна была осыпаться, потому что принесена с кладбища. С кладбища вообще ничего в дом приносить не надо.
С Натальей Светлана объяснилась тогда же. Сразу после окончания экзаменационной сессии. Малькова позвала её вместе отметить перевод на последний курс. Светлана отказалась.
- Натка! Если тебе нужна моя помощь - всегда пожалуйста, но от гулянок, от авантюр разных уволь. Здесь я тебе не компания.
- Что так? - прищурила глаза Малькова.
- Мне монастыря за глаза хватило, - честно созналась Светлана. - До сих пор родителям в глаза смотреть стыдно.
- Веточка моя корявая, - съязвила Малькова. - Ты до старости будешь за мамкину юбку, за папкины штаны держаться?
Светлана не обманулась ехидными интонациями. Она давно научилась различать настроения Мальковой. Ясно поняла, что Наталья обиделась. Попыталась растолковать подруге то, чего та не понимала, никак не хотела понять.
- Натуль, я не за мамкину юбку держусь. Я своих родителей люблю, и огорчать их не хочу. Они не заслужили.
- А я своих не люблю, да? - опасным голосом поинтересовалась Малькова.
Светлана неопределённо пожала плечами. Кто знает? Может, Натка и любит своих родителей, только очень глубоко в душе. Во всяком случае, она с ними почти ни в чём не считается и, похоже, не собирается считаться в дальнейшем.
- Ну, давай, - фыркнула Наталья. - Ходи по струночке. Уродуй свою жизнь, чтобы предкам спалось спокойней.
- Почему “уродуй”? - удивилась Светлана.
- По кочану, - огрызнулась Наталья. - Жизнь совсем не такая, какой её твои предки видят. Сами от жизни наглухо закрылись и тебя от неё в стороне держат. И не понимают, что они твой век заедают. Ах, Светочка выпила, какой кошмар! Ах, Светочка грубое слово сказала, ужас просто! Ах, Светочка ночевать домой не пришла…
