Запретная одержимость - М. Джеймс
— Блядь! — Я кричу в отчаянии, сильно ударяя ремнем по бедру, и кожа цепляется за кончик моего члена, когда он твердеет, подпрыгивая в воздух. Горячая боль пронзает меня, я скрежещу зубами и наклоняюсь вперед, фантазия улетучивается, растворяясь в ночи. — Это то, что нужно? — Шиплю я, думая о боли, которую причинит использование этого метода, чтобы заставить мое тело подчиниться. — Это должно прекратиться.
Я блядь не могу полностью держаться от нее подальше. Она безвозвратно стала частью моей жизни, пока я нахожусь под защитой Виктора. И отказ от этой защиты вполне может означать мою смерть. Я хочу обуздать свою похоть, но это не значит, что я хочу умереть. До сих пор я очень старался остаться в живых. Творить добро там, где могу, заглаживать свои грехи.
Я мог бы снова уехать из Нью-Йорка. Наверняка есть какая-то причина, которая заставила бы меня вернуться в Бостон, подальше от Саши. Между нами стало бы больше пространства, больше времени, когда мы не виделись бы, но даже когда я думаю об этом, я знаю, что это бесполезно. Даже это пространство, кажется, больше не помогает. Я думал о ней почти все дни, пока был в Бостоне. В ночь после свадьбы Найла и Изабеллы я проснулся от другого сна, похожего на сегодняшний, только стесняющийся разрядки, пульсирующий и такой твердый, что я думал, мой член взорвется, просто от того, что провел вечер, глядя на Сашу в длинном шелковом вечернем платье, которое она надела. Я жажду ее больше, чем когда-либо прежде, чем больше проходит времени.
Отбрасывая ремень в сторону, я встаю с кровати и направляюсь в ванную. Я включаю воду достаточно горячую, чтобы обжечься, мое дыхание с шипением вырывается сквозь зубы, когда я вхожу в нее и чувствую, как горячая вода обжигает свежие рубцы на моих плечах, спине и бедрах. Это всегда было моей обычной практикой, чтобы прочистить мозги, но сегодня вечером это работает не так хорошо, как я привык. Даже несмотря на боль, я продолжаю думать о ней, о том, как она близка, как легко было бы пойти к ней.
Самое сложное в том, что я не уверен, что она бы мне отказала.
Я стою под водой, пока моя кожа не краснеет, и я чувствую головокружение от жары, мои волосы мокро прилипли к черепу. Когда вода, наконец, начинает остывать, я выключаю ее, грубо вытираюсь полотенцем и заставляю рубцы снова саднить, прежде чем вернуться в спальню, чтобы снять верхнюю простыню с кровати. Когда я комкаю ее и бросаю в корзину, на прикроватной тумбочке звонит мой телефон. Раздраженно хватаюсь за него, видя, как на экране появляется имя Левина.
Блядь.
Он бы не написал мне так рано без причины. Я провожу пальцем вверх по экрану, открывая его сообщение, короткое и по существу, как обычно у Левина.
Встретимся у меня в офисе. Я буду там в шесть. Нам нужно поговорить.
***
Возвращаться в постель не было смысла. Из-за продолжающейся боли от рубцов и загадочного сообщения Левина я не стал утруждаться. Вместо этого я надел черные джинсы и черную футболку вместо своих обычных брюк-чинос или слаксов на пуговицах и направился к своей машине.
Небо начинает сереть, когда я выезжаю на шоссе, в машине тихо, если не считать шума ветра, проносящегося снаружи. Мои мысли возвращаются к тому, о чем в данный момент я могу думать только как о доме, к мысли, что Саша, скорее всего, уже встает, одевается, чтобы помочь Катерине с детьми. Мне требуется вся сила самообладания, которой я обладаю, чтобы выбросить из головы мысль о том, как она снимает одежду, в которой спала, представляя, как выглядело бы ее стройное обнаженное тело, когда она копалась бы в своей одежде выбирая что надеть.
Я стискиваю зубы, сильнее сжимая руль. Это выходит из-под контроля. Мне становится стыдно за себя каждый раз, когда я думаю о ней так непристойно, но, кажется, я не могу остановиться. Я знаю, что сказали бы Левин, Лука, Виктор, любой из мужчин, которых я знаю сейчас в своей жизни, если бы я рассказала им, не то, чтобы я когда-либо обсуждал что-то настолько личное, за исключением тех случаев, когда они дразнили меня за то, что я игнорирую заинтересованных женщин, когда мы гуляем. Просто иди и подцепи женщину. Любую женщину. Даже нескольких из них. Выбрось всю чушь из головы, постоянно дразнят они. Но из всех решений это абсолютно исключено. После стольких лет я не собираюсь заводить роман на одну ночь в свой первый раз. И я в равной степени полон решимости вообще не нарушать свою клятву, после того как так долго ее соблюдал.
Я нахожу Левина там, где он сказал, что будет, в его кабинете на первом этаже кондоминиума, где размещены новые подопечные Виктора. Двенадцать из них, если быть точным, в этой первой группе, отправлены к печально известному Левину Волкову для обучения в качестве убийц, шпионов и телохранителей. Я полагал, что пяти или около того хватит. Оценка Левина была ближе к трем, в итоге двенадцать.
— Макс. — Он поднимает взгляд от своего стола, отодвигая стопку бумаг в сторону. — Нам нужно поговорить.
— Так ты и сказал. — Я сажусь, потирая рукой затылок. Лицо Левина серьезнее, чем обычно, и я чувствую, как напряжение пробегает по моей спине. — Виктор просил тебя поговорить со мной?
— Виктор еще не знает. — Левин опирается локтями на стол, его губы поджимаются. — В последнее время у него много забот. Я подумал, что сначала должен обсудить это с тобой. В любом случае, это новая информация. Бет связалась со мной вчера, еще до того, как я узнал, что ты вернулся в город.
— Бет? — Я приподнимаю бровь. Бет Ван — хакер, одна из лучших, базирующаяся где-то в Вашингтоне. Лиам был тем, кто познакомил ее с другими своими коллегами, и с тех пор она не раз делилась полезной информацией. Однако я не уверен, какое она может иметь отношение ко мне и моей ситуации.
Левин смотрит на меня, как будто оценивает мою реакцию на что-то.
— Она отслеживает несколько текущих проблем для нас, — спокойно говорит он. — Одна из них связана с твоими прошлыми делами.
— Ты имеешь в виду Анджело. — Хмурюсь я. — Это не новость, что его брат хочет моей смерти. Вот почему я нахожусь под защитой Виктора в первую очередь, чтобы семья Асти не охотилась за мной.
— Что ж, похоже, что этот брат
