Измена. Проиграть любовь (СИ) - Арунд Ольга
Остаётся надеяться, что наш разговор достаточно выбил его из колеи, чтобы Самсонов затих хотя бы на несколько дней.
Сидеть и дальше бессмысленное занятие, но почему-то мне так легче. Вот бы мама была жива! Зав. кафедры филологии в том же университете, где я учусь, она бы не одобрила развод. Всеми силами старалась нас помирить и переживала.
Каждое мгновение беспокоилась обо мне, Сашке и ставшем родным Кирилле… К лучшему, что она не застала меня в таком состоянии! Плохо, когда вся жизнь летит к чертям, но ещё хуже видеть страдания своего ребёнка и быть не в силах помочь. А мне поможет только время.
Кажется, Самсонов, наконец, угомонился и я рискую стянуть со стола телефон – вставать не хочется. Сорок три пропущенных. Надо же, совсем чуть-чуть не дошёл до ровного числа! Руша все мои надежды, сотовый вспыхивает на мгновение сообщением с незнакомого номера. Кирилл идёт другим путём? Может и так, но я всё равно не могу удержаться, снимаю блокировку и тупо смотрю в экран. Оказывается, их два.
«Я всегда добиваюсь желаемого и ты станешь моей. Обещаю!»
Незнакомый номер и Хоффман. Без вариантов.
«Я добьюсь твоего прощения, чего бы это не стоило!»
Самсонов никогда не признавал поражений. Даже в Монополии.
Чтоб вы оба сдохли!
Глава 12
Утро началось с жалобного: «Ма-ам» вместо поцелуев и прыжков по моему животу.
– Саша? – со сна не понимаю в чём дело.
– Писить! – трагическим шёпотом с большими глазами признаётся сын и я подскакиваю, забыв, что вместо обычной кровати здесь он спит в детской с высокими бортами.
– Идём, мой хороший, – спускаю его на пол и мы за руку идём в туалет, чтобы вернуться в мою кровать.
Сашка играть, я досыпать, насколько это возможно, когда по соседству скачет маленький миленький слоник.
Стены здесь – тончайшие, поэтому мы хорошо слышим, как в замке поворачивается ключ и открывается входная дверь.
– Деда! – визжит мне на ухо Сашка, сползает с раскинутого дивана и я слышу топот, логично завершающийся радостным приветствием.
– Сашка! – папин голос из коридора всё же приглушен и я жду, пока они дойдут до меня, но глаза слипаются против моей воли и я проваливаюсь в темноту.
– Кир, ты всё ещё спишь?
– Встаю, пап, – вздохнув, я переворачиваюсь на другой бок.
– Кира! – раздаётся гораздо ближе.
– Может, я не пойду сегодня в школу? – сажусь на постели с закрытыми глазами.
– Какую школу, Кир, – хмыкает он, одновременно с радостным криком Сашки.
Кирилл. Меркулова. Развод. Родительский дом.
– Проснулась? – улыбается папа, когда я открываю глаза. Почти как раньше. Сашка устраивается у меня под боком.
Шторы уже не могут сдержать яркий солнечный свет.
– Что за… – от сына пахнет курицей и домашней лапшой. Они обедали?! – Сколько время?!
– Почти полдень.
Чёрт! Чёрт! Чёрт! Я всё проспала!
– Пап, посмотри за Сашкой! – кричу на бегу.
Пока чищу зубы, смотрю пропущенные и стон выражает всё, что я о себе думаю. Михаил Германович звонил трижды! На кухонном столе тарелка с недоеденные супом и следами весёлого обеда – одинокая макаронина прилипла к обоям на уровне спинки стула.
– Добрый день. Приёмная Хейфец Михаила Германовича. Чем я могу вам помочь? – меньше всего я ожидаю, что голос у молчаливой секретарши окажется низким, с сексуальной хрипотцой.
– Здравствуйте! – чайник плюхается на плиту, громко звякнув. – Меня зовут Кира Самсонова, мне было назначено на десять часов…
– Да, Кира Игоревна, Михаил Германович не смог до вас дозвониться, – ещё бы он смог, телефон так и работал в режиме «Не беспокоить», – но просил сразу связать вас с ним. Одну минуту, – в трубке играет скрипка и мелодия из «Шерлока Холмса» – его любимого фильма. – Соединяю.
– Спасибо!
– Кирочка?
– Михаил Германович, простите ради Бога! – винюсь я под вопросительным взглядом заходящего в кухню папы. – Честное слово, со мной такое впервые! – я прислоняюсь к кухонном гарнитуру, пока папа убирает со стола. – Можно я сегодня подъеду? В любое время. Когда вам удобно?
– Давай-ка так, – в трубке слышится шорох бумажных страниц, – у меня сегодня всё забито, в том числе и обед, – он хмыкает, заставив вспомнить с каким удовольствием они с папой жарили шашлыки на нашей даче, – поэтому приезжай в шесть. Я тебя встречу и поговорим.
– Я буду, спасибо вам большое!
– До вечера!
– Кира? – папа сидит на деревянном стуле и пристально наблюдает как я беру кружку и достаю сахарницу.
– Да? – чайник, наконец, вскипает, и я заливаю растворимый кофе шипящим в носике кипятком.
– Ты уверена в том, что делаешь? – я тяну время, устраиваясь напротив него. – В разводе всегда виноваты двое…
– Считаешь, надо было к ним присоединиться?! – срываюсь и папа морщится. – Извини! – кофе обжигает нёбо и язык, и я дышу с открытым ртом.
– А Сашка как? – он сцепляет пальцы перед собой. – Что ты скажешь ему?
– Ему трёх нет, – ещё один глоток, – вряд ли с этим возникнут проблемы.
– Ты всё решила, – констатация факта.
– Да.
Поджатые губы, собравшиеся около глаз морщины и постукивание пальцем по ладони – папа недоволен. Настолько, что хочет высказаться, но сжимает зубы. Знает меня, как и то, что в нотациях нет смысла.
Пожить здесь уже не кажется такой хорошей идеей, ведь с отцом мы перестали ладить с тех пор, как вместо поступления в институт я вышла замуж. За того, против кого он категорически возражал и, как показало время, не зря.
– Хорошо, – медленно произносит папа, а я в который раз не понимаю, как у насквозь интеллигентных родителей выросло такое чудо, как я, – что ты намерена делать?
– Михаил Германович нас разведёт, – имя приятеля в этом контексте ему тоже не нравится, – мы общались в субботу, – из гостиной раздаётся довольный Сашкин смех. Машинка из Киндера весело скатывается со спинки кресла. – Не переживай, мы не задержимся надолго, мне потребуется не больше недели чтобы найти новое жильё, – и папа ожидаемо взрывается.
– Разве я тебя выгоняю?! – он привстаёт, опираясь ладонями о стол. – Ты – моя дочь, а это, – он обводит рукой кухню, – твой дом! Чтобы ты не воображала себе все эти годы!
– Я ничего не воображаю, пап, – мой усталый вид заметно сбавляет обороты его недовольства, – просто сейчас… всё сложно.
Наши объяснения прерываются громким Сашкиным плачем – машина упала между креслом и стеной, и мы идём в гостиную, молчаливо решая продолжить разговор позже. Но позже не получается – сын капризничает, отказываясь ложиться спать, и до самого вечера мы не можем отвлечься ни на что другое.
– Пап, мне надо ехать! – во время короткой передышки, пока Сашка увлечён рисованием, тихо сообщаю папе и вижу, как он машет мне из-за его спины.
Все мои сборы – несколько звонков и уже через пару минут я тихо прикрываю за собой дверь, скривившись, когда слишком громко щёлкает замок. И действительно спешу, потому что извиняюсь, не оборачиваясь, когда сталкиваюсь с кем-то прямо в подъездных дверях. Ауди отзывается утробным рычанием и я выезжаю из двора под недовольные взгляды всё тех же старушек.
Неужели не узнали меня? Или как раз наоборот, а теперь гадают чем я заработала на новенький внедорожник? В общем-то их предположения не лишены смысла, тем самым и заработала, и злая усмешка касается моих губ.
К офису Михаила Германовича я подъезжаю, когда часы показывают пять минут седьмого, и, подхватив с сиденья пакеты, взбегаю по трём мраморным ступеням, огороженный витым кованым ограждением.
– Мы закрыты, – сообщает поднявшийся при моём появлении охранник.
– Я к Михаилу Германовичу, мне назначено, – бросаю мельком и он молча пропускает меня дальше, к следующей лестнице.
С первого своего появления здесь офис ассоциировался у меня с ЗАГСом – тот же светлый мрамор с бежевыми разводами, позолота почти везде, разного размера растения и уютные кресла и диваны. Секретарши с сексуальным голосом нет на месте и я прохожу дальше, шурша пакетами любимого ресторана Михаила Германовича.
