Сводные. Я тебя уничтожу (СИ) - Яна Лари
Возмущённый возглас застревает в горле. Впиваюсь пальцами в толстовку, пытаясь оттолкнуть его, но не выходит сдвинуть негодяя ни на сантиметр, потому что Яр сильнее.
А потом я вдруг явственно чувствую чужой выдох, который опаляет мои губы мятной сладостью, и Чалов со стоном надо мной склоняется. Я в полном шоке осознаю, что он действительно меня целует!
Оторопь разносит в пух и прах моё самообладание.
Происходящее дико и неправильно, ведь Яр — последний, к кому я могла бы питать романтические чувства, но, чёрт бы побрал недоумка, его это ни капельки не тормозит, потому что дальше — больше. Его пальцы зарываются мне в волосы и крепко удерживают затылок, не позволяя прекратить это безумие. Иначе его варварский напор не назовёшь!
Яр отстраняется так резко, что вместе с ворвавшимся в лёгкие потоком влажного воздуха меня отталкивает назад.
Он тоже отходит на пару шагов, прячет руки в карманы, будто боится совершить ещё что-нибудь настолько же возмутительное. И догонять его, чтобы влепить пощёчину, не так уж сильно хочется. Для этого нужно сперва подойти. Ну его к чёрту…
— Что с тобой не так? — Ошеломлённо смотрю на него, тщетно пытаясь выровнять дыхание. — Ты думаешь, что можешь просто так меня целовать? Мне даже не приходило в голову, что можно быть настолько гнусным!
Взгляд Чалова сейчас темнее грозового неба, и тем не менее он криво улыбается.
— По-моему, мы напрасно воюем.
С трудом удерживаю непечатный возглас. Мне это не послышалось?
— Спорить не буду. — хмыкаю с преувеличенным безразличием, хотя внутри всё подпрыгивает. Я с ужасом понимаю, что Яр опять что-то задумал. И если стоя лицом к лицу с агрессором примерно понятно, откуда прилетит, то вот такая внезапная уступка намного опасней своей непредсказуемостью.
Чалов снова подходит и кладёт ладони мне на плечи. Его улыбка становится шире, а глаза лукаво прищуриваются.
— Тогда…
— Но извинения приняты, — запнувшись, нервно облизываю губы, которые до сих пор покалывает теплом, как будто я отпила кипятка.
— Я разве говорил об извинениях? — звучит слегка раздражённо, что, в общем-то, совершенно не удивляет. Зато в его исполнении намного больше походит на правду. — Не приписывай мне свои фантазии. Я просто хотел… — Яр глубоко вдыхает и отводит взгляд. — Не надо меня бояться. Я тебе ничего плохого не сделаю.
Ну да.
Ох, стало значительно «понятнее». Это шутка, что ли?
— То есть я должна забыть твои мерзкие выходки и все те гадости, что ты наговорил? — пытаюсь представить, как мы проводим вместе время. Абстрактный дружеский диалог, скорее всего, такой же абсурдный, резкий и совершенно неправдоподобный, Чалов со своим каменным лицом, и доверие, которое… вообще не вписывается в наш конфликт.
— Да, я, кажется, сказал именно это.
— С чего тебе вообще такое в голову пришло? Я поняла, что… — оправившись от шока, набираю побольше воздуха в грудь, чтоб в голосе не задрожала ярость, — твой поцелуй не предполагает родственных отношений.
Мысль о том, что для демонстрации физического превосходства вовсе не обязательно вгрызаться мне в губы, закономерно остаётся всего лишь мыслью.
Чалов сжимает челюсти, буравя меня долгим взглядом. Расшифровать его молчание я даже не берусь.
— Правильно. Сестёр у меня нет. Но ответственность за тебя нести приходится. Что ты носом крутишь? Что тебе снова не нравится⁈ — выцеживает он наконец, с каждым словом агрессивно повышая тон. Вроде и ответ, но не на тот вопрос, что я задавала. А на фоне привычного негатива вовсе звучит как бред.
В какие игры Яр со мной опять играет?
— Набиваться в друзья девушке, которой ты при любом удобном случае угрожаешь, и действительно, чего это я кручу носом? — С гордостью отмечаю, что мне удаётся выплюнуть это небрежно, почти со смешком. — Мне не нравишься ты!
Внутри всё сжимается. Смутный дискомфорт теперь, на удивление, обретает чёткую форму в словах. Мне жарко рядом с ним и хочется убежать.
Чалов смотрит себе под ноги, хмуря тёмные брови, словно размышляя над чем-то, что неизменно ставит его в тупик. Что неудивительно. Наш разговор чем дальше, тем фантастичнее и стремится к полному абсурду. Сложно игнорировать всю несправедливость вражды, в которую он меня втянул.
Игра в молчанку затягивается, и на её место приходит скребущее чувство надвигающегося шторма — мы всё ещё можем остановиться на берегу. Или нет?..
— Ты правда думаешь, что меня интересует дружба? — усмехается он, наконец, так же криво, как если бы задумал что-то плохое. — Я в эту муть даже не верю.
Не друзья, не враги, не родственники, о симпатии между нами даже речи не идёт… Ох, он реально предлагает мне какую-то мерзость, которую самому произнести слабо?
Что тут можно обсуждать?
— Честно говоря, действительно из твоего рта само это слово звучит сомнительно… — Делаю небольшой шаг назад, напуская на себя такое фальшивое спокойствие, что оно сыпется, как подгоревшее в духовке песочное печенье.
— И что значит, я тебе не нравлюсь? Рожей не вышел, характером, чем? — закидывает меня Яр вопросами, надвигаясь ближе с каждым словом, пока мне попросту не остаётся куда пятиться. — А кто тебе нравится? Арс?
— Да! — выпаливаю лишь бы отвязаться, не зная, как ещё его остановить. У меня столько мотивов на дух не переносить сводного брата, что они не помещаются в голове, но назвать хоть одну мешает целый ряд причин, первая из которых — его пальцы, проскальзывающие под ухом к задней части шеи.
Я загнанно смотрю по сторонам, подбирая нужные слова. Концентрация его духов в моих лёгких вновь становится критичной. Опять слишком близко…
К счастью, за спиной слышен стук каблуков. Яр возвращает ладони на мои плечи и окончательно смешивает мысли, отталкивая от себя.
— Непроходимая идиотка! — выцеживает тихо.
— Вот и прекрасно! — Упираюсь в него возмущённым взглядом. Негодование, перемешиваясь со смущением, ударяет в голову.
— Да? — бросает скептично.
— Да!
Я проскальзываю в сторону аккурат в тот момент, когда к навесу подходит Кобылкина. Её лицо под алым куполом зонта свекольного цвета, а губы кривит едкая улыбка.
— Чалов… Я и забыла, как сильно ты любишь дождь…
— Да неужели? — его голос звучит всё ещё глухо, но уже с явными нотками раздражения.
— Ты, я смотрю, привычек не меняешь, — как-то нехорошо звенит её тон. — Всем на этой крыше пудришь голову, всех на одном диване…
Чалов вдруг срывается к ней, хватает Элю за шиворот и перегибает через перила, ограждающие крышу.
— Заткнись! — рычит он в её перекошенное неадекватным смехом лицо. — Ещё одно слово, и я разожму пальцы. Скользко, а ты на таких неустойчивых каблуках…
— Прекрати! Совсем чокнулся⁈ —
