Мы созданы из моментов - Молли Маклейн
— Прошла уже целая вечность с тех пор, как я тебя видела, — шепчет она. — Нам нужно это исправить.
— Извини. Было много работы.
— Знаю, и я неоднократно говорила тебе, что могу помочь с твоей работой.
Ага. А также закажет свадебные приглашения, прежде чем я об этом узнаю.
— О, милая, разве Джесси не сказал тебе? — Моя мать появляется из-за спины Микайлы, ее ледяные голубые глаза прищурены. Она переводит взгляд с моей последней девушки на одну ночь на меня и обратно, ее хмурый взгляд стопроцентно означает: я должна была позволить Джетту наложить в штаны, чтобы ты приводил его в порядок.
— Он уже нанял одну девушку.
Микайла смотрит на меня в замешательстве.
— Это правда?
— Угу, — отвечает за меня мама, нацепив фальшивую, приторно-сладкую улыбку. — Одна милая девушка с юга. Она приступает к работе через пару недель.
Секундочку. Неужели моя мать, набожная католичка, только что солгала ради меня? В церкви?
Срань господня, я точно попаду в ад.
Церковные колокола звенят над нами, и Микайла неловко указывает пальцем на неф (прим. пер.: неф — продольный элемент храмовой конструкции, помещение, очень похожее на корабль или корабль).
— Мне пора. Было приятно снова увидеть тебя, Джесси. Позвони мне, если что-то изменится.
Как только Микайла оказывается вне пределов слышимости, моя мать ростом около метра шестидесяти поднимает руку и шлепает меня по затылку.
— Даже сотня молитв о прощении не избавит тебя от греха, — выпаливает она, и я сдерживаю ухмылку. — Но ты все равно попробуй.
Вот дерьмо.
Она указывает на подушку для коленопреклонения позади последней скамьи.
— Иди, начинай.
* * *
— Тебе двадцать девять лет, а мама тебя отчитала, пиздец. — Джинкс хохочет, когда мы сидим на заднем дворе, позднее в тот же день, и смотрим, как Джетт играет в своей песочнице. — Это классика.
— Ага, ну, по крайней мере, я был в церкви, придурок.
Брат виновато улыбается, несомненно, вспоминая какую-то девушку, из постели которой не смог вылезти этим утром.
— Был немного связан. На следующей неделе постараюсь исправиться.
Я фыркаю, вытягиваю ноги перед собой и расплываюсь в улыбке, когда Джетт закапывает свою новую машину Matchbox в гору грязи, с помощью ковшового погрузчика. — Еще несколько минут, приятель. Потом пойдем приводить тебя в порядок.
— Хорошо! — отвечает сын, находясь в своем маленьком мирке.
К сожалению, я тоже рассеян, потому что всего через несколько часов мы вернемся в Грин-Бей. Почему-то выходные с Джеттом стали проходить быстрее. Я не знаю, то ли это потому, что он взрослеет, и теперь мы можем больше всего делать вместе, то ли это из-за нашей рутины, и у меня складывается впечатление, что наше время подходит к концу, едва начавшись.
Каждое воскресенье после церкви мы обедаем всей семьей в доме моих родителей. Мы делали это всегда, еще задолго до того, как Джетт появился на свет. Но в последнее время, по воскресеньям, когда сын тут, все, чего мне хочется, это вернуться сюда, в наш дом, и провести с ним, как можно больше времени.
Мне хотелось немного побыть с Джеттом наедине сегодня днем, но Джинкс пронюхал обо всей этой истории с покаянием и решил, что ему нужно заглянуть, чтобы подоставать меня.
— Итак, ты переспал Микайлой, да? Когда, черт возьми, это случилось? — небрежно спрашивает брат, как будто ответ на этот вопрос не является единственной целью его визита.
— О, не твоего гребаного ума дело, — отвечаю я с притворной улыбкой и показываю средний палец. Джинкс может делиться подробностями о своих внеклассных мероприятиях с дамами, но я не такой.
Брат хохочет.
— Выходит, я зря беспокоился о твоих яйцах.
— Чувак, это полный трындец, что ты думаешь о моей мошонке.
Смех Джинкса превращается в полноценный рев, он смеется с запрокинутой головой так громко, что даже привлекает внимание Джетта.
— Над чем смеетесь? — Мой малыш окликает нас, и я просто качаю головой.
— Ничего, о чем ты хотел бы знать, дружище. Продолжай закапывать свою машину.
Прошло целых две минуты, прежде чем Джинкс снова смог заговорить, и как только он открывает свой рот, я хочу, чтобы он закрыл его снова.
— Слушай, я знаю, что мама ненавидит Микайлу, потому что та победила ее на конкурсе по выпечке пирогов в прошлом году, но она на самом деле неплохой вариант. Микайла местная и, очевидно, хочет остаться в этом городке и пустить корни. Она сохла по тебе с тех пор, как мы с ней были первокурсниками, а ты — выпускником, так что, по крайней мере, ее заинтересованность настоящая.
Вот почему я должен был держаться от нее подальше. Микайла не сошла с ума, как в фильме «Роковое влечение» или типа того с тех пор, как мы переспали, но и не забывает об этой интрижке. Она просто постоянно напоминает мне, что готова и желает большего каждый раз, когда мы случайно пересекаемся друг с другом, и даже не скрывает этого.
Как бы я ни кайфанул с Микайлой в ту единственную ночь, которую мы провели вместе, но я не заинтересован в большем. Никогда. Мне нравится секс ради секса, и между работой и Джеттом у меня нет возможности уделять женщине больше времени, нежели одна единственная ночь.
— Я уже сделал свой выбор, — наконец, говорю я, указывая на Джетта. — Но спасибо за воодушевляющую речь.
Джинкс качает головой и ворчит.
— В таком случае, ты — мудак.
— Почему это?
— Теперь для меня в городе на одну цыпочку меньше, придурок.
Я хохочу, встаю на ноги и начинаю пятиться задом к Джетту, который все еще сидит в песочнице.
— Что, не хочешь подбирать объедки после брата?
Джинкс даже не удосуживается ответить, просто встает и направляется к задним воротам.
— Мне нужно идти, Джеттстер. Увидимся в следующий раз, хорошо?
— Хорошо! Люблю тебя!
— Я тоже люблю тебя, малыш. — Мой брат останавливается у ворот. — О, и передай своей маме привет от меня. Скажи ей, что я тоже по ней скучаю. И что она самая красивая девушка, которую я когда-либо видел.
Подождите, что? Хмуро смотрю на своего брата, который просто самодовольно улыбается с другого конца двора.
— Я не ем объедки, но для Хейден я бы сделал исключение.
Вот же сукин сын.
— Увидимся позже, парни. — Он подмигивает, прежде чем уйти, и ворота захлопываются за ним.
Знаю, что Джинкс прикалывается надо мной, потому что я надеру ему задницу, если он хотя бы дважды взглянет на Хейден.
И это именно то, что он пытался донести, да?
