Без пяти минут беременна - Амалия Март
В его руках какая-то мерзкая штука, напоминающая улитку без панциря, которая раскладывается, как гармошка и, к тому же, издает отвратительные звуки.
– Готовь прогу для финансистов, пойдешь сейчас переустанавливать им, – бросаю блокнот на стол и хватаю кружку с уже заготовленным чаем.
Нужно выдохнуть.
Мне в спину летит отборное словечко. И отвратительный хлопающий звук.
– Э, слизня гони сюда, бешеный! – возмущается владелец отвратной разноцветной шняги.
Быть начальником великовозрастных обалдуев не всегда в удовольствие. Независимо от возраста они частенько ведут себя как подростки, и к обязанностям контроля выполнения поставленных задач зачастую прибавляется еще и функция няньки. Но сегодня настроения возиться с их пубертатом у меня нет.
Иду в столовую, чтобы налить себе кипятка и немного выдохнуть. Нужно многое сегодня распланировать и не поддаться отвратительному настроению, что бродит по венам после звонка отца.
«Поставил жизнь на паузу» – все еще отбивается в мозгу колючими ударами. – «Я в этом не виноват».
А кто тогда?
– Привет! – не сразу понимаю, что остановился как вкопанный позади девчонки из маркетинга и пялился на ее задницу. Черт, она заметила?
Киваю и прохожу к кулеру. Надеюсь, нет. Это скорее рефлекторное действие, чем прямая заинтересованность. Задумался и сконцентрировался на единственной привлекающей внимание детали. Просто… кто так нагибается за водой?
Хотя с ее положением можно дать скидку. Видимо, острая нужда стирает воспитание.
Пока чай заливает кипяток, отмечаю про себя, что Лиза не двигается с места и возвышается надо мной давящей на зону моего комфорта глыбой. Черт, а она и правда высокая. Раньше не замечал, мы редко оказываемся в достаточной для этого близости. Бросаю взгляд на ее ноги, может, она носит мозговыносящие каблуки, чтобы чувствовать себя на голову выше всех середнячков-мужчин? Как некая компенсация за детские обиды. Но нет, она реально высокая.
И это... интересно.
Неожиданный факт.
Мы перебрасываемся парой ничего не значащих фраз, пока я завариваю свой чай, все проходит почти как белый шум – привычное для меня состояние при общении с женщинами. Я разворачиваюсь на выход, у нас выходит странный танец в борьбе за пространство на маленькой кухне и, я не успеваю заметить, как все происходит, но уже через секунду оказываюсь в дурацком положении.
Лиза сидит у моих ног, а я рассматриваю разорванную на мне рубашку. Любимую.
Отмечаю про себя, как в дверях появляется чья-то светлая голова, и после приглушенного «ой» тут же скрывается в коридоре. Черт, еще и свидетели.
Вот поэтому я так тщательно оберегаю свой спокойный мир. Там, где отец имеет наглость ставить мне диагноз отложенной жизни, я предпочитаю другое определение: защита личных границ.
И сейчас она с треском оторванной ткани проваливается тупо из-за факта, что я позволил себе расслабиться на минуту.
Вот почему я избегаю таких женщин. Их слишком много, а значит, за ними неминуемо следует хаос, который я стараюсь в свою жизнь больше не пускать. Но сейчас оказываюсь в его эпицентре и с ужасом смотрю на последствия. Минус рубашка и плюс к стрессу.
Я ведь знал, что с ней что-то не так. Замечал маленькие странности в редкие минуты пересечения по рабочим вопросам. И вот прямое оказательство: гормоны творят страшные вещи с людьми. С женщинами, которые и так предрасположены к сумбуру и анархии.
Девчонка из маркетинга на достигнутом не останавливается и ныряет в мое личное пространство с головой и руками. Там, где ее пальцы меня касаются, кожа вспыхивает. Мне не нравится, даже пульс ускоряется. Но какого-то черта терплю, крепко сжав зубы.
Кидаю на нее быстрый взгляд. Нормально все? Сама не ушиблась? Можно наорать? Не хватало только чувствовать вину за здоровье беременной девушки.
– Я сейчас найду твой размер. И заплачу, конечно… – лепечет она, делая спасительный шаг от меня.
Мне, наконец, удается набрать воздуха в легкие, которые в экстренном режиме сжались, предчувствуя опасность. Нет, орать нельзя.
– Все нормально, у меня есть рубашка в кабинете, – снимаю ее муки совести, огибаю и выхожу с кухни.
Точно есть. Завалялась где-то в полке с прошлогоднего корпоратива, когда выдавали новые брендированные рубашки всем сотрудникам на радость.
Ускоряюсь по коридорам компании, чтобы миновать позорной встречи с кем-то из сотрудников. Репутация – это то, что зарабатывается годами, а разрушается в один неловкий момент с подачи очередной женщины. Черт.
Меня в кабинете встречают почти с овациями. Громким ржачем и звуком отодвигаемых стульев. Я предпочитаю отмолчаться и окинуть чересчур любопытных коллег взглядом «заткнулись и работаем». Быстро переодеваюсь и оседаю в кресло. Рубашка жмет в плечах, намекая, что с размером вышла ошибочка, чай успел остыть, почту засыпали новыми заявками. И на фоне общего трындеца особенно странно то, что я смеюсь.
Говорят, это первый признак надвигающегося нервного срыва. И я не удивлен.
Господи, порвать на мне рубашку… В жизни не встречал таких женщин с приставкой «катастрофа». Даже…
Как я и предполагал, нужно держаться от этой Лизы за километр, обходить ее по дуге, а завидев на горизонте, бежать. Иначе весь мой с таким трудом установленный мир покатится к чертям и снова обрастет проблемами, как снежный ком.
А мне оно не нужно.
Не хочется давать повод семье на воссоединение на территории палаты с мягкими стенами.
Глава 10. Если бы яблоки умели говорить
Очередное утро начинается не с кофе.
– Здорово, подкидыш! – тренирует на мне свою красноречивое чувство юмора сестрица.
– Привет, – сухо здороваюсь я, примеряя перед зеркалом свеженькую рубашку.
– Бука бяканая, ты когда собираешься засунуть свою гордость в задницу и приехать?
– Подходящей задницы пока не нашлось, – парирую ее колоритное предложение.
Застегиваю рубашку на все пуговицы и кидаю взгляд на свое отражение. Вид вызывает подсознательную тревогу. И прежде, чем осознать какого черта во мне развивается новая фобия, расстегиваю рубашку, стягиваю с плеч и откидываю ее на кровать.
– Чё, как дела? – как бы невзначай спрашивает Аленка, отсмеявшись.
– Отлично, – продолжаю отделываться однозначными ответами.
Вытягиваю с полки свитер и, отложив на секунду телефон, натягиваю горловину.
– У меня, если тебя интересует, тоже! – так эмоционально выдает сестра, что слышно даже с отнесенной от уха трубкой.
– Я рад.
И это не сарказм. У нее вечно какие-то неприятности, как у того котенка, что радостно идет им навстречу, потому что
