Забирай мое сердце - Хелен Кир
— Сиди уже! Не разговаривай! Ненормальная. — раздраженно осекаю ее.
Хоть и грублю, но сейчас царапает за ребрами. Неясное подобие вины катит по телу еле заметной зыбью. Это ново для меня. Да почему по отношению к ней-то, этой мелкой щепке? Именно к ней, не понимаю! Я и вижу ее только в четвертый раз. Ладно, разберусь потом. Вот Щепка она и есть. Мелкая, приставучая, оставляющая след заноза.
Лена не спорит. Зажухла, как мышка. Только дышит глубоко и расслаблено. Перехватываю ее крепче, чтоб не вывалилась. Романова прижимается и затихает. Странное тепло раскатывает по телу, чувствую, как от него начинают шевелиться мои волосы на затылке. Романовой, наверное, совсем плохо, если молчит и не огрызается. Ее голова покоится на моем плече, руки свисают между расставленных острых коленок, обтянутых узкими штанами.
И вот эти коленки трогают меня, блядь, до глубины души. Хрупкие, детские, какие-то, хватающие за жилы внутри меня. Не отрываясь, сканирую их и не вкуриваю, какого хрена меня это зрелище треморит. Щемит внутри струна, звенит тонко и беспокойно. Что со мной? Хотел бы знать. Немного сдвигаю ее голову и заглядываю в лицо. Спит. Она спит.
Этот факт вызывает улыбку. Странно. Сейчас я ощущаю себя человеком в прямом смысле этого слова. С обычными чувствами, которые топят мой лед и обнажают живое, пульсирующее сердце. Необычно, чуждо, пугающе, непривычно, но так…волнующе, что ли.
В сумеречном тусклом свете рассматриваю Щепку с интересом. Тень от волос падает на лоб. Изящные брови, длинные и изогнутые ресницы. Непонятно, как сразу не заметил. Обычно такие вещи сразу подмечаю в девушках. Ну там у меня свой интерес, просто люблю эстетику. Короче, ни разу не трахал страшных баб, если коротко.
А вот сейчас все по-другому воспринимаю. Губы Романовой пухлые и немного приоткрыты. Ровное дыхание вырывается и оседает на моей коже. Ну спит человек. Бывает! А вот то, что я жадно глотаю это дыхание — дико и неестественно для меня. С чего все это вдруг? Но перенаправить эту шокирующую метаморфозу в привычное для себя русло не могу, как не сопротивляюсь сам себе. Как ни злюсь, все бесполезно. Трогаю её, не нагло, но… Руки сначала делают, а потом я осознаю процесс.
Ни хрена я не понимаю свой поступок, когда перехватываю Лену и сажаю, как дитя, к себе на колени, держу руки колыбелькой. Колыбелькой, блядь! Как ребенка держу на руках. Даже не просыпается, только ложится удобнее и все. После этого, сижу и просто ошизеваю сам от себя. Как? И зачем? Для чего? Мысли разрывают поехавший мозг. Барабанят, шлют сигналы, но я игнорю. На хрен такое!
Да жалко мне ее стало, вот и все. Быстро нахожу для себя ответ. Все это просто сопливое сочувствие и первая помощь, не надо ничего придумывать. Хрен с ней, пусть тренируется. Вроде характер есть, вот и пусть.
В этот момент Романова поворачивается и начинает сопеть мне в шею, практически прикасаясь губами к моей коже. Не спецом, я понимаю, она просто во сне. Сижу не шевелюсь. И когда осознаю тот факт, что мне охуеть как приятно, и я хочу чувствовать это дыхание еще и еще, мне становится кринжово. Надо эту акцию благотворительности заканчивать. На хер надо такое счастье! Это ж малолетка, какого я вообще с ней вожусь?
Бросаю взгляд на часы. Час просидел! В транду, надо будить, выспалась, наверное. Топит раздражение на самого себя. Я же не Мери Поппинс, так что с добрым утром.
— Романова! — чуть потрясываю — Вставай! Эй!
Лена вздрагивает и сонно таращит глаза, даже трет их. Поправляет спутанные волосы и ошарашено смотрит на меня. И проецирует такой удивленный свет в глазах, что меня снова цепляет. Пялю на нее в ответ. Не моргает, не разрывает контакт. И нас замыкает. Понимаю, что неотрывно лупимся на губы друг друга, каменеем и она, и я. Взгляд в глаза и контакт разъединен, вспышка прогорела.
Так, хорош уже. Очухиваюсь первым.
— Все нормально?
— Да. Ты… — заминается и смущается — сидел со мной…все это время…Спасибо. Мне уже нормально.
— Ну тогда…
Встаю вместе с ней, Романова пугается и быстро спрыгивает с меня.
— Ой, прости.
Неловко качнувшись, хватается за плечо, а я одновременно придерживаю за талию. Вздрагивает и тут же отстраняется. Смешная, час у меня на коленях просидела, а тут застеснялась. Отшагивает, зажимается и скрещивает руки на груди. Закрывается. Вижу, что смущается. Неужели того, что провела со мной это время? Или все же не до конца верит, что такой как я может делать что-то человеческое, ну например, не бросить человека и все такое.
Дело в том, короче, вынужден признать, Лена на меня странно действует. Очень! Ничего такого, но будто сердце саднит, что-то в этом роде присутствует. Как бы и нет ничего, даже интереса, а все равно, словно непонятный сосуд в груди, в котором першит щекочущее болтание пены.
— Я уезжаю. — бросает она и отступает дальше. — Спасибо, что остался со мной. Мне правда нехорошо было, но сейчас лучше.
Молчу, перевариваю понимание своих ощущений, сквозь ее голос. Просто разглядываю. Лена понимает, что ничего не скажу и, круто развернувшись, шагает к своей машине. В этот момент, я делаю странную для себя вещь. В четыре шага догоняю и хватаю за руку, разворачиваю к себе лицом. Она замирает и широко раскрытыми глазами взирает.
— Ты правда в порядке? — да на хрена мне надо знать…
— Да. — насторожилась, вижу же.
Перебираю ее пальцы в своей ладони, не понимаю зачем, ну не знаю, хоть убейте, просто хочу и все. И чем больше трогаю, тем больше вспенивает меня. Маленькая она, хрупкая, тонкая. И глаза эти выжидающе-подозрительные, непонимающие что происходит. Надо уходить. Надо бежать! Бросаю ее руку. Может излишне грубо, не знаю. Но надо просто уйти и перестать искать объяснения своей неясности.
— Ладно, поезжай.
— Ник, тебе не зачем было…вот это все делать, наверное. — выдает она.