Тайный папа для двойняшек - Марина Владимирова-Бойко
Вспоминаю, почему я и откуда бежала, забыв надеть хотя бы тапочки. Я бежала из собственного дома.
Как жили мои родители, до того момента, как отец ушел из семьи? Нормально жили. Мама работала в ателье. Отец – дальнобойщик, хоть и редко бывал дома, но всегда привозил мне сладости, особенно, когда возил грузы за границу. У меня у первой в школе появились жвачки и сидишный плеер. Они ругались, как все обычные люди. Когда отец забыл помыть посуду, в особенности сковородки (он всегда забывал их мыть), а мать погладить ему рубашки и собрать тормозок в дорогу. Но в тот день, когда он объявил моей матери, что у него другая - она сразу побежала в магазин за горькой, будто ей требовался для этого только повод.
После его ухода, она два дня проклинала отца. Постоянно повторяла популярную фразу: «Я ему отдала свою молодость, всю себя! А он скотина неблагодарная!».
Я утешала ее, плакала с ней ночами и пыталась ненавидеть отца. А потом все пошло, как по хорошо накатанной дороге. Постоянные мамины «посиделки» стали привычными, будто так и должно происходить. “Мне нравится моя жизнь и я не хочу ничего менять”, - говорила она, когда я снова поднимался острый вопрос.
В палату заходит седоволосый мужчина в белом халате. Поправляет очки, внимательно смотрит на меня, затем интересуется о самочувствии:
- В ближайшее время вам нужен покой, - выносит свой вердикт. – Нужные лекарства я пропишу – бубнит и переводит взгляд на моего нового знакомого, слегка приспуская очки.
- У меня репетиция.
- У вас перелом ребра, - строго подтверждает врач.
Сжимаю ладони в кулаки. Все! Все против меня. Какие лекарства, какой покой, у меня другие планы и новые произошедшие изменения никак в них не вписываются.
- Я зайду еще вечером, - покидает палату и мы снова остаемся вдвоем. Другие аккуратно застеленные кровати, стоящие рядом с моей - пустуют. Кирилл смотрит мне прямо в глаза и продолжает улыбаться.
- Ты есть хочешь? - переводит взгляд на мои босые ноги, которые выглядывают из-под клетчатого одеяла. – Слушай, а обувь тебе не помешает…
Глава 11
Это бы самый вкусный бутерброд, который я когда-либо ела. Хотелось съесть еще один, но как-то стесняюсь. Боюсь, что он подумает, что слишком много ем. Ем, ем никак не наемся. На три дня вперед. Даже боли не чувствую, хотя бок продолжает ныть.
- Как тебе лосось? – он прерывает мои мысли.
- Кто? – удивленно вскидываю брови и резко перестаю жевать.
- Малосольное филе рыбы, которая у тебя сейчас на бутерброде.
- Ммм… Ничего вкуснее не ела, - поднимаю большой палец вверх. – Спасибо! Очень вкусно. Мягкий хлебушек с тонко-тонко нарезанными ломтиками нежного розового мяса рыбы и колечком свежего огурчика. Оказывается как мало нужно человеку для счастья, всего лишь немного вкусной еды.
Смотрю то на него, затем снова на бутерброд.
- В следующий раз пиццу закажем, Неополетанну.
- Кого? – широко распахиваю глаза. Нет, что такое пицца я знаю, но хотелось больше подробностей. Пышная ли? Много ли сыра, который так и тает во рту. Или больше томатного соуса? С колбасой, грибами и маслинами?
- Что тоже не пробовала?
- Неопалетану нет, - легко улыбаюсь ему в ответ. – Пробовала пиццу, на дрожжевом тесте, когда сама готовила. Называется: «Слепила из того, что было в холодильнике».
- Ты точно из лесу вышла.
- Не смеши! Бок болит, - снова не скрываю улыбки. Он веселый. Возится со мной, еды принес столько, на все хирургическое отделение хватит. А еще у него такие глубокие глаза, в которые хочется смотреть безотрывно. Бездонные, карие и очень-очень красивые.
- Ты не рассказала, как ты оказалась на дороге?
- Случайно. Почему интересуешься?
- Интересно.
- Это не ответ.
- А что тогда?
Наш разговор заходит в тупик. Он отвечает коротко, быстро, словно загоняет в ловушку. Умен… Явно не привык, чтобы его вопросы так и остались висеть в пустоте.
Это мне нравилось. Нравилось, когда раздавался его бархатный смех, когда потирает свой волевой подбородок, затем переводит взгляд на меня. Мне нравилось смотреть на него сверху вниз, разглядывать его идеально-начищенные лакированные туфли итальянского бренда, смотреть, как он поправляет золотистые запонки на рукавах, изредка хмурит широкие брови.
- Слушай, мне бы сбежать, отсюда, хотя бы на часик? – У меня действительно сегодня репетиция. Моя первая репетиция. Это очень важно для меня. Понимаешь?
- Даже не думай. Врач сказал, тебе нужен покой три недели, а еще кушать фрукты и мыслить позитивно.
- И ты три недели будешь приносить фрукты, бутерброды, рассказывать забавные истории?
- Почему бы и нет?
- Это все из-за того, чтобы я не написала заявление?
Он серьезно смотрит на меня, затем резко поднимается со стула, поправляет пиджак и подходит к входной двери.
- Глупенькая ты.
После этих слов покидает палату, громко хлопая за собой дверью.
Похоже ему на это глубоко наплевать, а я… Кто тянул за язык? Тот самый момент, когда ты что-то не то ляпнула, а теперь жалеешь. Хотя уже не знаю о чем больше. О том, что он сейчас вот так внезапно ушел или мне действительно не стоило этого говорить.
С болью в груди поднимаюсь с кровати. Невозможно сделать глубокий вздох. Опускаю голову и чувствую, как теплые слезы покатились по щекам. Ну почему? Почему это произошло со мной, в самый неподходящий момент? Нет, так нельзя! Я сильная. Смахиваю слезы, стараюсь выпрямиться и перевожу взгляд на коробку из-под обуви, которую принес он.
Стиснув зубы, зажмурив глаза делаю маленький шаг. Под тугой повязкой, которая обмотана вокруг моей талии, что-то неприятно хрустнуло. Боль… Такая нестерпимая, режущая.
Не помню, как дошла до двери, придерживаясь одной рукой за стену. Шаг за шагом я медленно приближалась к выходу.
А потом двери распахнулись настежь. На пороге палаты стоит он с шикарным букетом в руках. Нежный, тонкий, медовый аромат персиковых роз медленно заполняет вокруг все пространство. Сколько их там штук? Десять? Пятнадцать? Даже сложно сосчитать, голова кругом.
- И куда ты такая нарядная? – грубо спросил он.
Смотрю на него исступленно, чувствую, как щеки вспыхнули огнем. Пошевелиться не могу, ответить
