Я тебя проучу - Лея Кейн
— О выборе: плюнуть тебе в лицо или пнуть по яйцам, — шиплю зло.
Издевательская ухмылка без слов доказывает, что мои угрозы для него — собачий лай для каравана. Выждав секунду, пальцами скользит вверх по моей руке, проводит по ключице и парой легких движений расстегивает верхние пуговицы рубашки. Чуть отодвигает ткань и хрипит:
— Кружевное белье… Ты всегда надевала такое. Или ничего.
Вороша этот осиный рой пережитого прошлого, он перекрывает мне дыхание, режет без ножа. Мое тело и сердце принадлежат только Ярославу. Мне мерзко от одной мысли, как близок ко мне сейчас Богатырев. Он может взять все, что пожелает, а максимум моего сопротивления — бросаться проклятиями. Я не рискну ни Сашей, ни Яром, ни Мадлен. После маминой выходки они — самое дорогое, что у меня есть.
— Ира надевает другое? — огрызаюсь я, умерив его пыл и фантазии, огоньками пляшущие в глазах. — От нее веет простотой.
— Ревнуешь?
— Упаси боже! Ревновать тебя? Мерзавца, покупающего людей?
— Не веришь, что Ира здесь по доброй воле?
— А у тебя бывают добровольные рабыни? — усмехаюсь желчно. — Всегда считала, что тебя заводит именно труднодоступность, присвоение чужого. Оргазмируешь от победы над загнанной в капкан жертвой.
— А ты? — Мужская рука опускается на мое бедро и медленно задирает юбку-карандаш. — Оргазмируешь от члена своего жениха? Или кончая, представляешь себя в моих объятиях?
— Тебе лечиться надо. Ты больной сукин сын.
Смыкаю ноги, но Богатырев выдирает меня из кресла, отталкивает его ногой в сторону, вздергивает мою юбку и, усадив меня на стол, разводит колени. Он вправе делать со мной все, что ему заблагорассудится. Я же просто вещь, которую он однажды купил.
— Прощаясь, — грубо высказывает мне в лицо, — я дал тебе выбор. Ты сама не захотела меня отпускать. Я тебя не заставлял. Ты хотела, чтобы я вернулся. Я вернулся! Какие теперь ко мне претензии?
— Ты шантажируешь меня…
— Чем? — Обдает меня холодом своего взгляда и задерживает его на глазах.
Хочется выкрикнуть: «Видео семилетней давности», — но вдруг осознаю, что он об этом видео ни разу не обмолвился. Это я нафантазировала себе, что он может пустить его в ход. Сам же Платон, возможно, вообще давно его удалил. Ведь со дня нашего прощания на его страничке не прибавилось ни единого поста. Выходит, он перестал этим промышлять… или…
— Тем, что отнимешь у меня дочь! — отвечаю то, в чем точно уверена.
— Я поступаю в точности, как ты, Рита. Ты отняла ее у меня. Я обещаю сделать так же, если будешь препятствовать моему участию в ее воспитании.
— И кем ты ее воспитаешь?! — выкрикиваю слишком громко.
— Я научу ее никому не доверять и разбираться в людях. Кроме меня же некому.
Замахиваюсь влепить ему пощечину, но он перехватывает мое запястье, заводит руку за спину и толкает меня перед собой. Завалившись на стол, прикладываюсь затылком и морщусь, считая звезды перед глазами. А Богатырев уже опускается ко мне, придавливая к массиву дерева, наблюдает за тем, как от частых вдохов натягивается ткань рубашки на моей груди, и скалится.
— Знаешь, Рита, за эти семь лет из искорки ты разрослась пожаром. Не обидно все это дарить какому-то мелкому задроту?
Он запрокидывает мою ногу на себя, склоняется ниже и кончиком носа проводит по моей щеке, втягивая мой запах и прикрывая глаза. Буквально размазывает меня не только по этому столу, но и по жизни. Снова заставляет почувствовать себя беспомощной заложницей, не имеющей путей отступления.
— Ты тоже изменился, — отвечаю ему в тон. — Раньше ты был просто скользким типом, а сейчас стал сволочью.
Треск рвущихся шелковых нитей и бряканье отлетающих пуговиц громче всяких слов затыкает мне рот. Полочки рубашки распахиваются в стороны, открывая Богатыреву вид на лифчик из черной сетки с набивным бархатным рисунком и кружевной тесьмой. Прозрачная ткань не способна скрыть от мужского взора мои напрягшиеся от злости соски.
Богатырев ребром ладони проводит промеж моих грудей, спускается по животу к поясу для чулок и улыбается:
— Для него вырядилась?
Мое молчание дает ему не тот ответ, который хотелось бы получить.
— Учти, Рита, — стиснув зубы, хватает меня за шею и тянет на себя, — больше никаких перепихонов в офисе. Отныне раком здесь загибаю только я!
— Ты так и будешь издеваться надо мной, пока не получишь свой долг? Так бери меня сейчас. И закроем, наконец, эту тему.
— Не из-за того долга я велел тебе остаться. — Его пальцы разжимаются, но он не отходит. Напротив, я явственно ощущаю, как в его штанах напрягается член, упирающийся мне в низ живота. — Вчера я дал тебе пищу для размышления по поводу нашей дочери. Хотелось бы услышать, какие выводы ты сделала?
Запахивая рубашку, ежусь под его взглядом. Его игры с ума сводят. Я никогда не сталкивалась с человеком, который сильнее давил бы на психику.
— Я хорошая мать, Платон, — осмеливаюсь заявить, но получаю не ту реакцию, на которую рассчитываю.
Богатырев чуть наклоняет голову, сощуривается и, отпрянув от меня, делает шаг назад.
— Та-а-ак, продолжай.
— А какой ты отец, если можешь только подкупать ребенка? Это я, помимо подарков, дарю ей любовь и заботу. Но тебе этого не понять. Ты на такое не способен. — Спрыгиваю со стола, застегиваю сохранившиеся пуговицы, поправляю юбку и прическу и сгребаю документы в охапку.
— Ты вынуждаешь меня пойти на крайние меры, Рита.
— Я не сомневаюсь, что в твоем рукаве много козырей. Иначе ты не был бы отличным игроком. Делай, что задумал. Ты можешь получить мое тело, но дочь я тебе не отдам. А сейчас, если позволите, Платон Мирославович, я пойду. У меня много работы.
Под его прожигающим мою спину взглядом я выхожу из кабинета, встречаюсь глазами с Ириной, тут же переключившей внимание на монитор компьютера, и замечаю Мадлен на своем рабочем месте. Махнув мне рукой, она показывает папку с документами и заговорщицки подмигивает.
Нашла!
Вот и у меня появился туз, Платон. Посмотрим, кто кого одолеет в этой войне…
Глава 6
— То есть эта женщина — его мать? — Ярослав стоит у меня за спиной. Одной рукой нежно массирует шею, другой упирается в стол.
Мы уже полчаса изучаем раздобытую Мадлен информацию и пытаемся свести
