Вера Колочкова - Твоя жена Пенелопа
Пока возилась на кухне, Нина слышала, как гость включил телевизор в комнате. Ага, футбол смотрит… Болельщик, значит. Хорошо, а потом-то что? Посмотрит свой футбол, выпьет кофе, а дальше?
А дальше – сама решай… Сама для себя определи честно. Может, хватит уже носиться со своей девственностью, ну признайся же себе честно, ведь нравится он тебе? Да, едва знакомы… И что? Сердце-то вон как стучит от волнения. Можно сказать, впервые с ней такое, чтоб разволновалась по-настоящему! Не этого ли ты романтического волнения ждала, оберегая себя от неприятных рук, от немилых губ? Да уж, все как у Франсуазы Саган получается. Увидела – поняла. И никаких сомнений. Да, так бывает. Бывает! Чтоб сразу и рук захотелось, и губ!
А какие у него губы чувственные! Точно как у героя из той повести! Если представить…
Рука дрогнула, кипяток перелился через край кофейной чашки. Так, все, надо взять себя в руки. И пусть будет что будет! – отругала она себя. – Хватит волнением трепетать, тоже нашлась целка-неврастеничка! Надо ж себя помнить, кто ты есть! Где ты – и где Франсуаза Саган.
Нина подхватила поднос с чашками, вдохнула-выдохнула, медленно направилась в комнату. И тихо рассмеялась от увиденной картины… Герой романа, то есть едва знакомый парень по имени Никита, мирно спал на диване, подложив по-детски ладони под голову и трогательно согнув ноги в коленях. Телевизор исходил криками трибун – кто-то кому-то забил гол.
Нина поставила поднос на столик, выключила телевизор. В наступившей тишине было слышно, как гость сладко посапывает. Вот дрогнули во сне уголки губ, и отчего-то ей со страшной силой захотелось дотронуться до них кончиками пальцев. Нет, она, конечно же, не дотронулась. Пусть спит. Присела на корточки, долго рассматривала его лицо. Внутри плескалась, ходила теплыми волнами незнакомая доселе нежность – интересно, откуда она взялась? Да, наверное, так оно и бывает… Вот так, сразу… А еще говорят – это бабочки в животе порхают. Сколько раз про этих «бабочек» слышала, ни разу в собственном животе их не обнаруживала! Нина усмехнулась грустно – так вот вы какие, бабочки, теперь и я про вас все поняла… Дождалась наконец. Хоть почувствовать, хоть знать, что это такое.
Она накрыла гостя пледом, а подушку под голову подложить побоялась – вдруг проснется. Потом долго плескалась под душем, напевая себе под нос. И снова относительно себя удивилась – как же так-то? Пришел первый попавшийся, увидел, победил… Или не первый попавшийся? А как раз тот, какой надо?
Выйдя из душа, Нина заглянула в гостиную. Спит… Комната сизая от луны, за окном бьются под ветром тополиные ветки. Машина проехала, пробежал по потолку, по стенам короткий свет фар, ослепил на секунду. Нина подошла к дивану, поправила сползший с гостя плед… Дотронулась-таки кончиками пальцев до щеки. Не проснулся. Крепко спит…
Улеглась в своей комнате, обняв руками подушку. Бабочки в животе нехотя сложили крылышки, затаились, – обиделись, наверное. Может, надо в таких случаях более смелой быть? Или наоборот, не надо? Кто ж знает…
И сама не поняла – то ли спала остаток ночи, то ли маялась полусонной сладкой тревогой. Поднимала от подушки голову, прислушивалась… И опять проваливалась в странное состояние невесомости, счастливое и в то же время тревожно опасливое. И ругала себя за робость. И призывала здравый смысл. И опять проваливалась…
А под утро все-таки крепко уснула. Когда почувствовала на плечах его руки, даже не вздрогнула от неожиданности. Уж какая там неожиданность, разве не этого сама ждала? Повернулась, обхватила его шею руками, потянула к себе… И задохнулась в первых торопливых поцелуях, и здравый смысл об руку с робостью отлетел в сторону, предоставив полную свободу их горячим и жадным телам. В какой-то миг ее пронзило короткой и острой болью – прощай, неловкая девственность, и прости… Прости, наступил мой час! Может, и несуразный в своей случайности, но мой! Самый что ни на есть придурочно романтический!
– Ты… что? – глухо прохрипел в ухо Никита, задыхаясь. – Я тебе больно сделал, да?
– Нет, нет… Нет…
И понеслись дальше, в едином дыхании, в горячем и нарастающем напряжении. Остатки боли пульсировали внизу живота, мешая тому, главному, которое вроде и близко было, и не давалось никак… Вот же, проклятая девственность! Испортила праздник узнавания собственной плоти! Ну, хоть Никита получил свой праздник, и то хорошо… Или не хорошо, а так и должно быть?
– Извини, я не понял… Ты это… Первый раз, что ли?
– Ну да… А что?
– Ничего себе!.. Хоть бы предупредила…
– А это обязательно?
– Что – обязательно?
– Ну, предупреждать…
Она открыла глаза, глянула ему в лицо. Да уж, выражение на нем, прямо сказать, было обалдевшее. Нине стало смешно… Испугался, что ли?
– А… можно спросить, Нин, ты не обидишься? Сколько тебе лет?
– Двадцать три скоро будет…
– Ни черта себе! Прямо нонсенс какой-то… У меня вообще впервые такое, представляешь?
– Представляю. Отчего ж не представить-то?
– Нет, а почему ты?.. Тебя родители из дому не выпускали, что ли?
– Да при чем тут родители! Нет, я сама так решила. И вообще, хватит об этом! Чего ты мне допрос устраиваешь?
– Да, извини, конечно. Как-то растерялся немного. Надо же… Ты в душ первая пойдешь?
– Да…
В ванной первым делом глянула на себя в зеркало, будто ожидала увидеть в лице некие перемены. Нет. Лицо как лицо. Щеки румяные, губы, припухшие от поцелуев. Правда, глаза, как показалось, блестят по-другому… Нет, а чего им блестеть-то? Ничего особенного в принципе не произошло. По крайней мере для Никиты. Надо отдать себе в этом отчет. Сейчас тоже душ примет, кофе попьет и исчезнет из ее жизни. Подумаешь, случайная подруга девственницей оказалась. Такой вот нонсенс. Бывает.
Пока Никита плескался в душе, она приготовила на скорую руку завтрак. Кофе, гренки, яичница с колбасой. Кухонный стол накрыла льняной скатертью, позаимствовав ее из маминого «богатства». Расставила все красиво, подтянула пояс на халате, уселась за стол, подперла подбородок ладошкой. Поймала себя на мысли – а настроение какое хорошее… Хотя с чего ему взяться, казалось бы? После такой связи, безнравственно случайной? Ан нет, все поет внутри, и никакого стыда на душе нет. Может, у нее природа женская никакая не романтическая, а просто безнравственная? Если не сказать хуже?
Хлопнула дверь в ванной. Нина встрепенулась, расправила плечи, откинула влажные волосы за спину. Встретила показавшегося в кухонном проеме Никиту с улыбкой:
– Садись завтракать, я все приготовила! Как говорится, скромненько, но со вкусом. Что бог послал.
– О, еще и завтрак… Ну, ты даешь…
