Джудит Майкл - Обманы
— Я не заслуживаю твоего осуждения. Я старалась быть честной.
— Прости. Я имела в виду то, что каждая из нас будет в центре внимания. Первое время. — Ее глаза стали яркими. — Это будет приключение, Сабрина. Ты всегда говорила мне, что я должна мечтать о приключениях, помнишь?
Сабрина пыталась увидеть в ее ярких глазах тень обиды или унижения, но не нашла ничего похожего.
— Я никогда не старалась затмить тебя, — беспомощно произнесла она.
— Может быть. Но все равно я чувствую себя не больше чем сестрой-двойняшкой знаменитой Сабрины Хартуэлл. — Она посмотрела на свои руки. — Мы будем друг другу писать.
Сабрина услышала новые нотки в голосе Стефании и засомневалась. «Я смогу изменить ее решение, — подумала она. — Если я нажму, если я напомню, как мы нужны были друг другу последние три года, она поедет в Париж. Мы снова будем вместе. Однажды она уже сказала маме и папе, что мы — семья. Истинная, правда».
Но она не смогла сделать этого. Стефания была права: их пути разошлись. Сабрину потряс ужасный факт — ее сестра не хочет быть вместе с ней. Она не могла отрицать того, что купалась в лучах своей славы, и Стефания бежала, спасалась, чтобы найти себя. «Я не смогу заставить ее так поступить, — подумала она. — Не имею права делать еще хуже, чем есть на самом деле. Сегодня — вечером я нанесла ей и так слишком большую обиду».
Она села на кушетку рядом со Стефанией и глотала слезы, подступавшие к горлу.
— Мы о многом поговорим во время каникул! — воскликнула Сабрина. Они сидели рядом, не касаясь, друг друга, положив руки себе на коленки, как воспитанные юные леди.
— Я люблю тебя, — тихо сказала Сабрина Стефании, и с этого момента стала жить своей жизнью.
Глава 4
Зал в оперном театре затих, как только погасли люстры. Пятна света от прожекторов падали на тяжелый золотой занавес, дирижер взмахнул палочкой, и чувственная испанская музыка поплыла по залу. Стефании захотелось танцевать. Она посмотрела на Дену.
— Спасибо, — прошептала она, поблагодарив за все: за Нью-Йорк на Рождество, за походы по магазинам, по театрам и за ложу вместе с Кардозо в оперном театре. Она позволила музыке полностью овладеть ею. Занавес волшебно открыл сцену.
Однако все очарование было испорчено некоторой суматохой. Кто-то толкнул дверь их ложи, а потом грохнуло кресло. Стефания и Дена обернулись.
— Простите. — Среди теней Стефания увидела высокого темноволосого мужчину, старавшегося закрыть дверь и снять пальто одновременно.
— Вы уверены, что не ошиблись ложей? — поинтересовалась Дена.
Он кивнул и сел в кресло за Стефанией. Дена подождала, но незнакомец ничего не сказал. Какое-то время она изучала его взглядом, потом посмотрела на Стефанию, пожала плечами встала смотреть на сцену.
— Растяпа, — пробормотала она.
Стефания улыбнулась. Кто бы этот человек ни был, он выглядел прилично и респектабельно, даже, несмотря на помятый пиджак. И, кроме того, он был достаточно уверен в себе.
Через минуту она забыла о нем. На сцене Кармен пела свою медленную возбуждающе-сексуальную песню несчастному молодому Хозе. Песня разлилась по залу как расплавленное золото. Стефания наклонилась вперед, подчинившись неведомой силе. Но ее что-то смущало. Она обернулась и встретилась глазами с незнакомцем.
Стефания покраснела от настойчивости его взгляда. Ее смутило его мужественное лицо. Краем глаза Стефания видела, что он продолжает смотреть на нее.
— Извините, — наконец обратился он к ней. — Это не вы уронили?
Стефания повернулась, посмотрела на программу в его руке и отрицательно покачала головой. На ее лице опять появилась улыбка. Весь первый акт незнакомец смотрел не на сцену, а на нее.
— Гарт Андерсен, — сказал он, протягивая руку, как только в антракте зажглись люстры. Дена поспешила опередить подругу.
— Дена Кардозо. Вы друг Картонов? Его развеселил покровительственный тон Дены, она же почувствовала себя молодой и неуверенной в себе.
— Мы старые друзья. Я приношу извинения за мое шумное вторжение. Бартоны не удосужились вовремя предупредить, что они заказали ложу, а когда сказали мне — было уже поздно. Я увлекся работой и боялся пропустить увертюру. Он протянул руку Стефании. — Мы с вами не знакомы.
— Стефания Хартуэлл. — Она положила свою красивую руку на его ладонь. «Музыкант, — подумала она. — Или художник».
— Работой? — спросила Дена.
— Научное исследование, — ответил он коротко и пригласил выйти в фойе. Он пытался догадаться, почему все вопросы задает Дена. Она всегда так делает, а Стефания всегда молчит? Или Стефании не интересно?
Когда они пили вино, Гарт задавал Дене вопросы, рассказывал девушкам о своих занятиях молекулярной биологией. Дене хотелось узнать о его работе побольше, но он не счел нужным вдаваться в подробности. На самом деле он никогда не говорил о своей работе с чужими людьми, боясь, что им будет скучно и неинтересно. Да он и не хотел рассказывать о себе. Ему хотелось узнать побольше о Стефании Хартуэлл.
В переполненном фойе, где было шумно от визгливого смеха и быстрой речи, она была островком тишины — стояла спокойно, почти не двигаясь. Гарт говорил, а сам в это время видел ее синие глаза, тонкий овал лица, ее прекрасный рот, нежный и благородный, удивительно беззащитный.
Дена наблюдала за ним, но без ревности. Ей было приятно, что его интересовала Стефания, а Гарт, в свою очередь, подумал, что иметь такую подругу, как Дена, совсем неплохо. А когда опустился занавес в последний раз, он спросил, не подвезти ли девушек до дома.
— У нас лимузин, — ответила Дена. Она посмотрела вдруг вверх, как будто что-то вспоминая. — Стефания, я обещала позвонить маме перед тем, как мы поедем домой. Я сейчас вернусь.
Оставшись одни, Гарт и Стефания улыбнулись друг другу.
— Как хорошо она поступила.
— Дена всегда так делает.
— Я хочу встретиться с вами. Завтра? Она покачала головой.
— Тогда через день.
— Нет. Простите. — Ее глаза смотрели ясно и честно. — Я бы рада. Но я остановилась на каникулы в доме Дены, и ее семья спланировала наш отдых. Они так добры ко мне, что нельзя просто так исчезнуть, оставив их с билетами и расписанием нашего отдыха. Извините меня.
— А после каникул?
— Я возвращаюсь в Брин-Мор.
— Последний курс?
Она засмеялась:
— Нет. Второй.
Он вздрогнул:
— Вы… сколько вам лет?
— Девятнадцать.
— Вы выглядите взрослее.
— А разве в девятнадцать мы не взрослые?
— Я так не думаю, — сказал он. — Но так должно быть. Вернулась Дена, и они забрали свои пальто, находившиеся тут же, в ложе, приветливо и дружелюбно распрощавшись. Гарт отошел, чувствуя себя неотесанным крестьянским парнем, стоявшим на краю дороги, по которому проезжает королевский экипаж. Они богаты, умны, очаровательны, шикарны, перед ними открыт весь мир. Он посмотрел на сцену, где в течение трех часов пели и разыгрывали любовные страдания, а он все это время смотрел не туда. Крестьянский парень намеревался проследовать за королевским экипажем… Весь путь, до дворца.
