Джоанна Кингсли - Любовные прикосновения
В телеграмме, которая привела Флауэр в ярость, сообщалось об отмене заказа на оформление нью-йоркского особняка для Чезза и его суженой.
Месяц спустя Флауэр снова завела с Лари разговор о Чеззе.
– Не могу представить себе, почему такая девушка, как ты, дружит с подобным подлецом. Ты знаешь, почему был аннулирован тот заказ?
– Понятия не имею.
Любопытство у Лари возобладало над желанием исправить ошибочное мнение Флауэр о том, что такая дружба существует.
– У Дрю Харрингтона возникли подозрения, что в его дочери мистеру Даниели больше всего нравится ее банковский счет. Чтобы проверить это, предусмотрительный отец предложил молодому человеку триста тысяч долларов наличными, чтобы он разорвал помолвку и отправился в Европу, подальше от его дочери. И – можешь представить себе – Даниели ухватился за это предложение!
Да, Лари и в самом деле могла представить себе такое. Но она сказала только, что Флауэр ошибается и что на самом деле Чезз ей не друг.
И все же… вот она стоит и ждет его, и, что еще более странно, предстоящая встреча ее волнует. Интерес к Чеззу всегда был бессмысленным и не поддавался объяснению. Но, в таком случае, какое разумное оправдание может быть у тех людей, которые с нетерпением стремятся рискнуть жизнью, чтобы подняться на вершину высокой горы? Несомненно, в жизни, полной опасностей, присутствует какое-то особое возбуждение, и сопротивляться ему особенно трудно, если остальная часть жизни прожита вполне благоразумно.
Ровно через час после телефонного звонка плавно подъехал черный лимузин и остановился у края тротуара. Чезз грациозно выбрался из автомобиля через заднюю дверцу и направился к ней, вытянув руку, словно собирался вести ее на танцплощадку. Его гибкую стройную фигуру облегал черный шелковый костюм, на фоне которого выделялся узорчатый жемчужно-серый галстук, завязанный поверх итальянской шелковой рубашки с черно-белым рисунком. Благодаря отсутствию ярких цветов в одежде его загар и зеленые глаза казались еще более поразительными. Теперь, когда по прошествии многих лет из его облика исчезли последние нежные мальчишеские черты, он стал еще более красивым, чем тот Чезз, которого она помнила. Когда она подала ему руку, на смену прошлым ощущениям пришли новые.
Его взгляд блуждал по ее лицу, волосам и телу, а потом он снова посмотрел ей в глаза.
– Buonasera, mia Beatrice.[21]
Не сводя с Лари глаз, он поднял ее руку и прикоснулся к ней губами.
Она подумала, что его европейские манеры рассчитаны на то, чтобы очаровать ее. И Чезз преуспел в этом. Но будь она проклята, если покажет ему это!
– Я все еще не выучила итальянский язык, – сказала она.
– Я сказал «добрый вечер», – перевел он и махнул рукой в сторону открытой дверцы автомобиля, которую теперь придерживал шофер.
– Там было что-то еще…
– Ах, si. Я назвал тебя «моя Беатриче».
Он произнес это слово очень музыкально: Бе-а-три-чей.
– Ты читала «Божественную комедию» великого итальянского поэта Данте Алигьери?
Лари кивнула, нырнув в машину. Когда Чезз устроился рядом, она сказала:
– Насколько я помню, Беатриче вела Данте по раю. Единственное, на что я согласна ради вас, мистер Даниели – это составить вам компанию за ужином.
Он рассмеялся.
– Синьорина Данн, вечер в вашем обществе настолько близок к раю, насколько я вообще когда-нибудь мог бы приблизиться к нему.
Автомобиль тронулся с места, но Лари не стала спрашивать, куда они направляются. Ей хотелось сюрпризов.
– Я думаю о том, что же случилось с тобой, Чезз, – сказала она. – Я слышала, что ты уехал в Европу и что все расходы оплачены отцом девушки, которую ты собирался сделать своей первой женой. Он усмехнулся.
– E vero,[22] у меня было то, что можно было бы назвать медовым месяцем в одиночестве.
– И тебе не было стыдно взять деньги и оставить девушку ни с чем?
– Она, по всей вероятности, ничего не потеряла.
– Чезз! Я думала, что мне будет приятно увидеть тебя, но если ты собираешься надо всем смеяться…
Он поднял руки вверх, показывая, что сдастся.
– Va bene,[23] Лари. Ты хочешь, чтобы я ответил серьезно? Да, это было постыдное соглашение. Но что мне оставалось делать? Как только я увидел, что ее папаша рассматривает счастье своей дочери как предмет сделки, я понял, что этому никогда не будет конца. Если бы я отверг его предложение и женился, потом он снова стал бы оказывать на меня давление. Этот человек никогда не прекратил бы своих попыток контролировать меня с помощью своих денег, чтобы воплотить в жизнь собственное представление о том, как следует обращаться с его дочерью. Брак был обречен с того самого дня, когда он высказал свое предложение.
– Но если вы любили друг друга, для вас это не имело бы никакого значения.
Чезз отвел взгляд в сторону и искоса посмотрел на нее.
– Что бы ты ни слышала об этом деле, Лари, есть кое-что, о чем ты не знаешь. Прежде чем мистер Харрингтон сделал мне это предложение, он поделился с дочерью своими планами, и она не возражала. Когда я пришел в его офис, чтобы встретиться с ним, Дебора была там и тайно следила за нашей сделкой через щелку в дверце шкафа. Естественно, я не должен был знать об этом. Но я почувствовал в воздухе запах ее духов…
Чезз покачал головой, очевидно, с искренним сожалением.
– Если бы она не позволила, чтобы меня оскорбляли подобным образом, Я ответил бы ее отцу иначе. Но разве я мог разделить свою жизнь с женщиной, которая так охотно шпионила за мной, да к тому же еще до свадьбы? Ecco[24] я сыграл роль mascalzone, подлеца, к которой они сами подтолкнули меня, и позволил им заплатить за это представление.
Лари смотрела на Чезза со смешанным чувством раздражения и понимания. По его собственным извращенным представлениям, в этом деле проявились определенные принципы.
– Итак, ты уехал в Европу. И чем же ты занимался с тех пор? – поинтересовалась она, в какой-то степени надеясь на то, что он расскажет о себе еще больше плохого и тем самым вызовет в ней презрение к себе, которое Лари было необходимо, чтобы сопротивляться его чарам.
– А что может делать прожигатель жизни? Я играл.
Блеск в глазах Чезза померк.
– А кроме того, взрослел. В Риме я жил для себя и больше не путешествовал с отцом и мачехой. Я уже не проводил зиму в Санкт-Морице, осень – на Ривьере, а лето – в Ньюпорте.
«Любопытно, сколько женщин у него было в Риме?» – подумала Лари.
– Ты никогда не пытался работать?
Разве Чезз не сказал ей, что ему нужно обсудить с ней какое-то дело?
– Да, что-то в этом роде. Я вложил деньги в бизнес. Вместе с одним другом мы открыли в Риме большую закусочную, где продавали гамбургеры.
