Карина Хейл - Игра (ЛП)
— Бригс сказал тебе, — неразборчиво говорит он, вот теперь я слышу алкоголь в его голосе.
— Да. Он объяснил. Он беспокоится.
Он кивает, злость искажает его губы.
— Я вижу.
— И мы беспокоились о тебе, когда ты просто взял и сбежал.
Он поднимает брови, один глаз прикрыт.
— Да неужели. Почему?
О Боже, как бы сказать поделикатней.
— Помнишь один вечер в баре? Я не хотела, чтоб это случилось снова.
Он так сурово смотрит на меня, что я отодвигаюсь.
— Ты нихера не понимаешь, да?
Кулак сжимает мое сердце.
— Я пытаюсь, — тихо говорю я.
— О, ты пытаешься, — говорит он, поднимаясь с места и поворачиваясь, кладя руки за голову. Он немного наклоняется влево, практически падая, но держится. Господи, да он пьян. — Ты пытаешься. Это вот так ты пытаешься?
Кухня словно наполняется зыбучим песком и все медленно начинает вращаться, стремясь к центру, и тонет. Я чувствовала себя беспомощной и безнадежной до этого, бродя по улицам и тщетно ища его. Но теперь, когда он здесь, в безопасности, чувство такое же сильное.
Я не знаю что сказать или что сделать. Как будто он говорит о чём-то случившемся с кем-то ещё, не со мной.
— Я что-то сделала не так? — спрашиваю я.
Внезапно он оглядывается, берет бутылку и бросает ее в противоположную стену, крича:
— Бл*дь! Ты нахрен сама-то себя слышишь?
Собаки выбегают из под стола, стекло разлетается по полу. Я где-то слышу стук отбойного молотка, но понимаю, это лишь сердце стучит моих в ушах. Смотрю, как виски стекает по стене, и за шоком часть меня рада, что он не может выпить остальное.
Я теряю дар речи. Застываю. Могу лишь смотреть на него, желая чтоб все это был дурной сон, желая, чтобы он был кем-то другим. Я хочу, чтоб мужчина, которого я люблю, вернулся.
— Что, теперь нечего сказать, да? — кричит он на меня, слюна вылетает изо рта, лицо красное до висков. — Спорим, ему ты наговорила массу всего.
Я беззвучно качаю головой.
— Ему?
— Моему братику, — иронизирует он.
У меня ум за разум заходит от попыток понять его.
— Бригс? А что с ним?
— Конечно, конечно, — говорит он, направляясь к холодильнику и дёргая дверь. Пивные бутылки, которых раньше там не было, гремят, и он хватает одну, открывая с сердитым поворотом.
— Это они всегда и говорят. Всегда ложь, гребаная ложь, — невнятно произносит он. — Я думал, ты лучше.
— Лаклан, — я повышаю голос. — Понятия не имею, о чем ты говоришь.
— Думаешь, я не знаю ложь, которую он распространял обо мне? — Он бормочет так неразборчиво, что я едва могу понять его. Садится и заливает половину бутылки себе в глотку.
— Пожалуйста, — беспомощно говорю я. — Просто успокойся и мы сможем поговорить как разумные взрослые люди. Просто объясни мне, что ты имеешь в виду.
Он сердито качает головой, подначивая неприятной улыбкой.
— Ты такая же, как и все остальные. Ждёшь пока кто-то облажается, так что ты можешь отшвырнуть его и перейти на кого-то ещё. Я это знаю. Знаю его и знаю тебя, и у меня никогда, с самого начала не было вашей любви. Ни от одного из вас.
Он предполагает то, что я думаю?
Если так, то это безумие. Он безумен.
— Ты думаешь что-то произошло со...мной и твоим братом? — спрашиваю я, практически смеясь, потому что это, должно быть, хренова шутка. — Сейчас?
— Я жду тебя здесь уже хрен знает сколько времени! — говорит он, ударяя кулаком по столу, заставляя пену в его пиве подняться наверх.
— Что? — ору я, кровь кипит. — Мы пошли искать тебя! Ты просто ушёл!
— Я же сказал, я говорил, говорил вам, что пошёл прогуляться, — он качает головой, повторяя себе. — Я же сказал вам, что пошёл прогуляться.
— Ты пошёл в чертов паб, вот куда ты, твою мать, пошёл, утопить свои печали и упиваться своим гневом.
— Ты, — резко говорит он, глаза словно кинжалы, палец указывает на меня, — ты знаешь дерьмо про меня, да? Ага? Ты его понимаешь? Ничего ты не знаешь, так что, твою мать, не смей сидеть здесь, смотреть на меня свысока и осуждать.
— Я не осуждаю тебя! — кричу я на него. — Я указываю на правду. Ты ушёл напиться. Мы с Бригсом....
— Даже не произноси его имя, — говорит он сквозь стиснутые зубы.
— Бригс, — громче говорю я, — и я пошли искать тебя, остановить тебя.
Его голова дергается назад, словно от пощёчины.
— Остановить меня? Остановить от похода в паб, чтоб выпить пару проклятых пива? Кто ты, нахрен, такая?
— Лаклан, — умоляю я, чувствуя что все это выходит из под контроля.
— Нет! — орет он, вскакивая на ноги, стул с шумом падает на паркет. — Нет! Кто. Ты. Бл*дь. Такая?!
— Я та, кто любит тебя!
Он смеётся. На самом деле смеётся, голова откинута назад и это самый грустный и горький звук, который я когда-либо слышала.
— Любишь? Ты нахрен не любишь меня.
К глазам подступают слезы. Я медленно качаю головой, трясина затягивает меня.
— Пожалуйста, пожалуйста, просто послушай себя. Я люблю тебя.
— Если ты любишь меня, то я не чувствую к тебе ничего, кроме жалости.
— Не делай этого, пожалуйста, давай не будем идти по этому пути.
— Мне жаль тебя за то, что любишь такой унылый мешок с дерьмом, как я. Прояви немного гребаного уважения, ха?
— Ты не понимаешь.
— Я все отлично понимаю. Ты просто тупая девица, приехавшая сюда потому, что думала, что влюбилась. Держу пари, ошибаться больно.
Я не могу дышать. Просто не могу. Такое чувство, что кто-то наполнил меня водой, быстро заморозил и каждый орган внутри меня, в этот один ужасный момент, останавливается.
— Тебе нужна помощь, — удаётся выдавить мне и слова парят в воздухе между нами. — Тебе нужна помощь, Лаклан. Это не ты.
Очередной мерзкий смешок.
— Это я. Проснись, бл*дь. Я предупреждал тебя. Предупреждал тебя, какой я. Не моя вина, что ты гребаная идиотка.
Мой желудок сводит от такого количества боли, что я вынуждена закрыть глаза. Руки сжимаются в кулаки. Я пытаюсь сделать спокойный вдох, чтобы облегчить боль, но не могу.
— Знаю, мне не следовало приезжать сюда, — шепчу я себе.
— Некого винить кроме себя, дорогуша.
Мои глаза резко открываются, желчь поднимается вверх по горлу.
— Как ты смеешь так со мной разговаривать?
Я умоляю, прошу, молюсь, чтоб что-то в его глазах изменилось, чтоб он понял, что говорит, понял на кого кричит. Кто я ему. Так бывает в кино. Когда пьяный герой видит свою ошибку и трезвеет, приходя в себя, не чувствуя ничего кроме раскаяния к женщине, которую обидел, я бы приняла это, если бы он только видел, что делает со мной.
