Пожалеть розгу - Мари Секстон
Однажды вечером Эйвери провел несколько часов, читая о Молли Браун, и не нашел ничего, что указывало бы на то, что она была плохим человеком в каком бы то ни было смысле. На самом деле, она была гуманисткой и филантропом, борцом за права женщин. Все плохое, что говорилось о ней в Интернете, было в лучшем случае необоснованным, а в худшем - откровенной ложью. И все же в новостях сообщалось, что три разные группы подали заявки на получение разрешений на проведение акции протеста в связи с открытием памятника.
Одна группа, по-видимому, была крайне правой. Они ненавидели статую, потому что Молли Браун была женщиной, которая пренебрегла ожиданиями общества. Вторая группа была крайне левой. Они ненавидели статую, потому что Молли Браун не обладала достаточной степенью маргинализации, чтобы считаться достойной. Третья группа была более сдержанной. Они протестовали не столько против статуи, сколько против других акций протеста. Но, как обычно, мысль о том, что обе стороны одинаково идиотичны, только сделала их мишенями для обеих.
Судя по тому, что Эйвери увидел в Интернете, весь город был охвачен войной, сосед с соседом, брат с сестрой. И все же, когда он выходил за дверь или осматривал пивную, он находил мир неизменным. Никто не хотел убивать своего соседа из-за дурацкой статуи. Кроме Дерика, никто из его знакомых вообще не интересовался протестом. Большинство сочли его смехотворным и пожелали, чтобы он поскорее закончился.
За неделю до открытия памятника кто-то сжег дом-музей Молли Браун. Правые обвиняли левых. Левые обвиняли правых. И те, и другие утверждали, что это был прост десерт. Женское историческое общество Молли Браун заявило, что будет вынуждено объявить о банкротстве. То, что начиналось как простой способ почтить память женщины, которой они восхищались, превратилось в конец ее наследия.
Поджог привлек внимание всей страны. Судя по сообщениям СМИ, Денвер был на грани хаоса. Поговаривали даже о привлечении Национальной гвардии. Журналисты с совершенно невозмутимыми лицами предсказывали, что это может закончиться так же, как беспорядки в Уоттсе или Родни Кинге. Войны троллей в Интернете стали эпическими.
И все же каждый, с кем сталкивался Эйвери, только недоуменно качал головой.
- Где они находят таких людей? - спрашивали они. - Никому из моих знакомых нет дела до этой дурацкой статуи.
Это заставило Эйвери вспомнить все те вещи, против которых он выступал в социальных сетях. Он вспомнил, как пытался объяснить один бойкот Дастину, а другой - своей маме. Оба в ответ тупо уставились на него, недоуменно нахмурив брови. В то время он думал, что они идиоты. Теперь, наблюдая за происходящим со стороны, он был поражен не меньше, чем когда-то его мама и Дастин. Эти разъяренные толпы, вероятно, составляли менее двух процентов населения Денвера, и все же, судя по тому, что показывали СМИ, они составляли подавляющее большинство, готовое разорвать город пополам в борьбе за господство.
Чем ближе подходила акция протеста, тем меньше Эйвери хотелось участвовать в ней. За два дня до запланированного, позвонил Дерик.
- Ты придешь, да?
Эйвери упражнялся на фортепиано, пока Грей играл в приставку. Теперь он поймал себя на том, что смотрит на Грея, ожидая ответа, хотя Грей понятия не имел, с кем разговаривал по телефону.
- Эйвери? - сказал Дерик. - Ты сказал, что пойдешь со мной. Теперь ты не можешь отказаться от меня.
- Полагаю. Да.
- Хорошо. Послушай, мне нужно, чтобы ты приберег свои какашки.
Эйвери моргнул, думая, что ослышался.
- Приберег мои что?
- Твои какашки! Сложи их в маленькие пакетики. Пописай тоже. Мы собираемся выбросить их с другой стороны.
- Ты серьезно?
- Мы позаимствовали идею у «Антифа». Они иногда так делают.
Эйвери покачал головой, хотя Дерик и не мог видеть этого жеста.
- С какой целью, Дерик? Ты действительно думаешь, что, бросаясь в людей мочой и какашками, можно привлечь их на свою сторону?
- Дело не в этом.
- Тогда в чем смысл? Потому что, честно говоря, я этого не понимаю.
- Мы должны настоять на своем, Эйвери. Разве ты этого не понимаешь?
Эйвери подавил стон, но он знал, что Дерик никогда не поймет его колебаний.
- Отлично. Я пойду. Но я не собираюсь какать.
- Ладно. Достаточно просто пописать.
Эйвери со стоном повесил трубку. Он практически чувствовал, как взгляд Грея сверлит его между лопаток.
- Давай, - сказал он. - Скажи мне, какой я дурак.
- Я вовсе не собирался этого говорить.
Эйвери рискнул взглянуть на него. Он положил ноги на кофейный столик, а контроллер приставки лежал у него на коленях.
- Ты должен, - сказал Эйвери, садясь рядом с ним. - Я чувствую себя идиотом, позволив ему уговорить меня пойти на этот нелепый протест.
- Я все еще не понимаю, в чем смысл, но если ты согласишься...
- Я не понимаю.
- Что ж. - Грей отложил контроллер в сторону. - Я все равно не думаю, что ты идешь из-за статуи. Ты идешь из-за Дерика.
- Что делает меня безмозглой овцой, которая следует за ним, потому что он этого хочет.
Грей склонил голову набок и поджал губы, размышляя об этом.
- Я так не думаю. Я думаю, это значит, что ты хороший друг. Если бы Уоррен, Чарли или Фил позвонили мне и сказали, что хотят видеть меня там, если бы по какой-то причине этот протест так много значил для них, я бы тоже пошел.
Это должно было бы поднять настроение Эйвери, но нет.
- В том-то и дело, что это не так. Я не думаю, что это так уж много для него значит. Это просто занятие. Это волнующе, потому что впервые внимание приковано к нам, здесь, в Денвере. Но я не думаю, что он даже понимает, почему протестует против этой дурацкой статуи.
- Потому что это дает ему повод ненавидеть новую группу людей.
И как бы печально это ни было, Эйвери был уверен, что Грей прав.
Люди всегда были готовы ненавидеть.
***
Припарковаться в центре города было сущим кошмаром даже в обычный день. Из-за продолжающихся протестов это было практически невозможно, поэтому Эйвери воспользовался услугами Убера. Всю дорогу его тошнило. Он пожалел, что пообещал Дерику прийти, но отступать было уже слишком поздно. Накануне вечером Эйвери горячо молился богу, в
