Прости за любовь (СИ) - Джолос Анна
— Сколько их было всего, если посчитать? Десять? Пятнадцать? Больше?
Что я там говорила? Неважно сколько?
Важно, чёрт возьми!
— Слушай…
— Кому-то достаются девственницы, а кому-то…
— Завязывай, пожалуйста. Договорились же, что забыли про всё, что было до.
— «До» было только у тебя.
— Ты девочка. Это другое.
— То есть если ты мужчина, то можно без разбора всех…
— Уже как есть, — перебивает. — Фарш назад не прокрутишь.
Фыркаю.
— Даже жалею о том, что не легла в постель с Горозией и Бланко. Так было бы по-честному! — выпаливаю на эмоциях, разумеется, никакого сожаления на этот счёт не испытывая.
Намеренно вывожу на злость. И у меня отлично получается.
Резко меняется в лице.
Стискивает челюсти.
Кривит губы.
Скулы контрастными пятнами покрываются.
Прищуривается.
— Повторишь?
Не выдержав его взгляда, опускаю голову.
Перебираю пальцами тёплый песок и не решаюсь произнести ни слова, пока между нами звенит красноречивая пауза.
Поднимается.
Уходит на виллу, оставляя меня заливаться слезами и досматривать закат в одиночестве.
Сижу до тех пор, пока не темнеет. Слушаю океан. Долго перевариваю нашу ссору. Неоднократно прокручиваю всё сказанное в голове. Жду, когда придёт забрать меня, но он не приходит.
Беру босоножки с собой и босая, самостоятельно возвращаюсь в дом.
В красиво подсвеченном бассейне никого. В гостиной и столовой тоже. И даже в спальне.
Такой страх меня одолевает, когда проверяю ванную и туалет.
Марселя нигде нет.
Уехал? Уехал, бросив меня тут?
Пребываю в состоянии паники. Слёзы душат. Благо, хватает ума проверить террасу.
Кучерявый там. Лежит в гамаке. Не спит. Звёзды в ночном небе разглядывает.
Выдыхаю.
Отпускает меня также резко, как проняло.
Забираюсь к нему в гамак. Обнимаю, сплетаясь с ним руками-ногами. Утыкаюсь носом в шею. Закрываю глаза.
— Прости меня. Я не права, — выдыхаю тихо. — Обидела нарочно. Ни о чём таком я не жалею. Просто из ревности это сказала.
Молчит.
— Марсель…
Целую подбородок. Нежно-нежно. Изнемогая от желания заполучить от него хоть какую-то ответную реакцию. Потому что вот так не могу. Разрыдаться хочется.
— Я очень сильно тебя люблю. Прости, — ещё раз повторяю. Искренне и честно.
Поворачивается ко мне. Его губы задевают мои, но не целуют.
Глазами цепляемся.
— Больше никогда никого вспоминать не буду, — обещаю, прислонившись своим лбом к его. — Пожалуйста, скажи, что между нами мир. Он так мне нужен…
Эпилог
Тата
Летний зной. Безоблачное голубое небо. Цветущая сирень. Колокольный перезвон.
Москва. Покровский женский монастырь, в народе известный как храм Матроны Московской на Таганке.
Здесь всегда очень многолюдно, но сегодня очередь так очередь. Длинная, бесконечная, до самых ворот. Оно и понятно, выходной день. Многие в субботу-воскресенье приезжают издалека.
— У вас во сколько эфир? — зевая, спрашивает Полинка.
— В семь, но нужно приехать за час до.
— Успеете. Времени вагон.
— Если и нет, я не особо расстроюсь, — признаюсь честно.
— Прекращай, Тата, вам обязательно нужно пойти вдвоём. Не отправляй его туда одного.
— Я не питаю особой любви к Ардовой, ты же в курсе.
— Именно поэтому передача обещает быть мегаинтересной, — хихикает.
— Будешь смотреть?
— Пф. Естественно!
— Она по-любому будет задавать неудобные вопросы.
— А ты себя же цитировать не забывай.
— Я отвечаю только на те вопросы, на которые хочу отвечать, — говорим в один голос.
— Я заметила между вами некоторое напряжение, — понижает голос. — Вы с Кучерявым опять повздорили, что ли?
Косится на Марселя. Он стоит возле сирени. Укачивает Мишку, что-то тихо ему напевая.
— Да.
— Когда успели уже?
Вздыхаю, кивая.
— Сегодня утром. Это я виновата. Опять завела разговор на тему моей женской несостоятельности.
— Тата, ну зачем? — смотрит на меня с укором.
— Затем. Ты посмотри на него. Он очень страдает из-за того, что я дефектная.
— Не говори про себя так, пожалуйста.
— Говорю как есть, Полин.
— И что ты ему выдала?
Судя по тону, догадывается, что ничего хорошего.
— Что ему нужна здоровая женщина.
— Ему нужна только ты!
— Я сказала, что пойму, если он решит развестись.
— Ой дура, не могу! — хлопает себя ладонью по лбу. — Тебе прекрасно известно, что этому не бывать.
— Я неспособна подарить ему то, что он желает сильнее всего на свете. Я подумала и решила, что готова его отпустить.
— Чего?
— Мне будет очень-очень больно, но я настолько люблю его, что сделаю это. Он заслужил возможность иметь полноценную семью.
— Не нужно решать за него, Тата. Тем более всегда есть вариант с усыновлением.
— Здоровому мужчине хочется иметь собственных детей, Полин.
Продвигаемся вперёд. К мощам первую очередь мы уже отстояли. Теперь к иконе стоим.
— Что по крайним анализам?
— Ничего нового.
Всё с ними в порядке. Бесплодие нам не ставят, но толку? Забеременеть как не получалось, так и не получается.
— Была у врача, которого порекомендовала Оля?
— Нет, не была.
— И почему?
— Я устала, Поль. Больше ни к кому ходить не буду.
Это я тоже чётко для себя решила. Хватит.
— А может всё-таки стоит пойти? Хорошая же клиника.
— Сколько таких клиник мы посетили за крайние три года? — усмехнувшись, спрашиваю.
Первые несколько лет брака мы с Марселем вообще по этому поводу не беспокоились. Хотя стоило бы начинать уже тогда. Но на тот момент я была слишком увлечена своей профессиональной спортивной карьерой. Чемпионаты. Соревнования. Олимпиада. Место в турнирной таблице. Мне казалось, что это самое важное. Теперь в свои двадцать восемь понимаю, что нет.
Кстати, большинство врачей винят в моей женской несостоятельности именно спорт.
Вот так повернулось.
— Вы какой раз тут сегодня? — задумчиво осведомляется подруга.
— Седьмой.
— Ого…
Да. Мы с Марселем всю неделю сюда ездили. Мама сказала, что нужно сделать именно так.
— Смотри-ка, он укачал-таки моего крикуна! Диво-дивное, а не мужик! Не то что некоторые! На руки-то взять лишний раз боятся! — возмущается она недовольно.
— Я сама такая. Вчера были у Ромасенко. Нику нянчили весь день и я снова убедилась в том, что Марсель куда лучше справляется с детьми трёхлетнего возраста.
— Просто Вероничка неимоверно его любит.
— Мне кажется, он чересчур её балует. Что думаешь как психолог?
— Пусть балует, на то она и крёстная дочь.
И то верно.
— Дай-ка мне, — забираю у неё книжечку и в последующие минут пятнадцать-двадцать тихо читаю молитву Святой Матронушке.
Когда очередь доходит до нас, поднимаюсь по ступенькам. Оставляю записочку в отведённом для этого месте. Прислоняюсь лбом к иконе и, закрыв глаза, снова прошу. Прошу о сокровенном.
Один Бог знает, как часто я вспоминаю наш с Марселем разговор у костра и как сожалею о словах, слетевших с моего языка.
Была слишком молода? Не хотела детей? Боялась этого как огня?
Что ж. Получи. Теперь когда ты созрела и готова, осуществить задуманное не выходит.
Разгневала небеса.
— Молодые люди, что ж вы не сказали, что с маленьким ребёнком? Вас бы вне очереди пропустили, если очень надо, — обращается пожилая женщина к Марселю и Полине, ожидающим меня в сторонке.
— Постояли, не перенапряглись. Здесь всем надо, — произносит муж, осторожно передавая подруге спящего Мишу. — Мы в церковь ненадолго зайдём, Филь?
— Конечно, идите.
Марсель берёт меня за руку, невзирая на то, что мы, вроде как, в ссоре.
Сплетает наши пальцы. Ведёт за собой.
