Простить и поверить (СИ) - Вера Эн
— Я и не думала спорить, Кир, — чуть удивленно заметила Лена и переложила нарезанную колбасу на сковородку. Та немедля грозно зашкворчала на предусмотрительно налитом Кириллом масле. — Я еще в школе поняла, что Дима — удивительный человек, который в первую очередь думает о других, и лишь потом о себе. А теперь в этом только убедилась.
Она спиной почувствовала прожигающий взгляд и обернулась. Кир не отводил глаз.
— Он вчера спасал вас, рискуя собственной жизнью, — зачем-то напомнил он, как будто Лена могла об этом забыть. Она глубоко вздохнула и решила больше не гадать.
— Кирилл, если ты хочешь мне что-то сказать, пожалуйста, скажи прямо, — попросила она. — Иначе твой папа вернется раньше, чем я сумею ответить на твои вопросы.
Он поднял руки к шее, словно бы пытаясь схватиться за свой шарф, но потом понял, что того нет, и только несколько раз коротко вздохнул, собираясь с мыслями.
— В Москву свою собираетесь? — наконец спросил он, и Лена, за мгновение до этого подумавшая, что надо бы перевернуть колбасу, тут же о ней забыла.
— Почему? — глупо спросила она. Кирилл передернул плечами и сцепил руки, не имея возможности занять их иначе.
— Вы же все здесь закончили! — вызывающе начал он. — Преступников нашли, миссию свою выполнили. Отец ваш вернулся, значит, будет сам сервисом управлять. А у вас в Москве работа, квартира, друзья, наверное, может, даже… любовник… бывший… — на последних двух словах у него вдруг так сломался голос, что Лене на секунду показалось, будто Кирилл сейчас расплачется. Она шагнула к нему, не зная, что сказать, но всем сердцем желая утешить, однако он только отпрянул назад, едва не сбив табуретку, и сверкнул глазами. — Только лучше папки вам не найти! — с жаром выдохнул он. — Хоть всю жизнь искать будете! Он ради вас!.. Он на все готов! Он вас любит с самой школы! А если дурит иногда, то это потому, что вас боится обидеть! А вы!..
Дальше Лена слушать не смогла. Боль Кирилла словно стала ее болью, разлившейся по жилам и отдающей в сердце при каждом его новом горьком слове. И Лена шагнула вперед, обняла одной рукой Кирилла за плечи, а второй прижала его голову к своему плечу и уткнулась ему в волосы.
— Я тоже его люблю, Кир! — со всем оголенным чувством сказала она. — И тебя люблю, хоть ты об этом и не спрашивал. И я не хочу с вами расставаться! Я даже думать об этом не могу, сразу слезы наворачиваются! Но я ведь… не могу решать за нас всех, понимаешь? Не имею на это права…
Как будто одиннадцатилетний Кирилл Корнилов мог ответить на вопрос, на который сама Лена не находила ответа. Да, сегодняшняя ночь была потрясающей. Да, вчера Димка рисковал ради нее своей жизнью. Да, он сказал, что любит, и у нее не было поводов ему не верить. Но он ни словом не обмолвился об их будущем. А Лена не умела навязываться.
— И меня любите? — с таким недоверием спросил Кирилл, что она тут же забыла о собственных сомнениях и с удивлением посмотрела на него. — За что?
Лена хлопнула ресницами.
— За что? — глупо переспросила она. Кирилл кивнул. Руки он теперь стискивал за спиной, так и не ответив на Ленины объятия.
— Да, за что? — с вызовом подтвердил он. — Я собой, как папка, ради вас не рисковал. А то, что на мастер-класс пригласил, так за это не любят.
Лена опешила. Она никогда в жизни не задумывалась, за какие конкретно заслуги влюбилась в юного шалопута Димку Корнилова, и понятия не имела, почему так прикипела душой к его сыну. Который сейчас стоял напротив нее и требовал ответа на безответный вопрос.
— А за что любят, Кир? — попросила у него помощи она. — За что ты любишь папу и бабушку? Ведь не за уху же и блинчики.
Однако этот довод он не принял.
— Они моя семья! — отрезал он. — Одна кровь! Мы не можем друг друга не любить!
Лена заставила себя проглотить замечание, что с Ксюшкой Енакиевой они тоже одна кровь, однако любви ни с ее стороны, ни со стороны Кирилла нет ни капли. Вместо этого присела на табуретку, чтобы оказаться с Киром на одном уровне, и заглянула ему в глаза.
— А если мне хорошо с тобой, Кирюш? — мягко проговорила она. — Если мне приятно на тебя смотреть? Если интересно тебя слушать? Если мне хочется все про тебя знать? Если мне больно, когда ты на меня сердишься, и радостно, когда ты смеешься? Что мне с этим делать, если у нас с тобой разная кровь? Считать, что так не бывает только потому, что я не могу это объяснить?
Наверное, она не имела права говорить все это мальчику, у которого не было матери и которому явно никогда не говорили подобных слов, но Лена не сдержалась. Что бы ни произошло в их с Димкой жизнях дальше, пусть Кирилл знает, что на свете существует еще один человек, который его любит. Просто так любит. За то, что он есть. Быть может, для него это будет важно.
Кирилл вытащил из-за спины руки и стиснул пальцами край стола. Лицо у него то прояснялось, то снова суровело. Наконец он выдавил совершенно детским, высоким голосом:
— Честно слово?
Лена улыбнулась, чувствуя, что к глазам подступают слезы. И ответила, кажется, ничуть не ниже:
— Честное слово, Кир!
Он еще посмотрел на нее. Быть может, увидел слезы, а быть может, нечто иное. Но вдруг подпрыгнул, сделал победный жест рукой и воскликнул:
— Супер!
Застыл на секунду с сияющими глазами, а потом потянул носом, рванул к плите и издал вопль отчаяния. Лена тоже подскочила.
— Колбаса!
Кир сдернул сковородку с огня и бросился открывать окна. От колбасы осталась только черная неидентифицируемая масса, и добро еще, что она не прожгла сковородку насквозь.
От романтического завтрака придется отказаться и вместо него дружно отдраивать потерпевшую.
— Папка нас высмеет! — простонал Кир. — Это ж надо, яичницу не смогли сделать! Яичницу! Оправдывайся теперь!
В отличие от него, Лене вдруг стало безудержно весело.
— А давай не скажем, Кирюх, — предложила она. — Оперативненько сковороду вымоем и одни яйца пожарим. И сделаем вид, что так и было задумано.
Кирилл посмотрел на нее взглядом, какой обычно позволял себе только в отношении отца, когда тот, по его мнению, делал глупости.
— А запах? — страдальчески
