Надбавка за вредность - Вера Эпингер
А понедельник наступил неожиданно. И сейчас, сидя в фойе суда, я нервничала, крутя в руках ручку. Хоть Кирилл и хорошо натаскал меня — вечерами мы засиживались за работой, но все равно было страшно.
Странное дело, но вместо того, чтобы испугаться еще больше, когда я узрела Лину среди ожидающих начала заседания, я… вдруг перестала волноваться. Смотрела на ее красивое лицо с презрительно сжатыми губами и улыбалась. Кирилл, отошедший в сторону с представителем Керцева, не видел появления своей бывшей. Зато та сразу же нашла его взглядом и уверенно направилась в его сторону.
И совершенно случайно (правда!) именно в этот момент мне понадобилось уточнить у начальника последние детали, и я, вежливо поздоровавшись с юристом ответчика, увела Воронцова практически из — под носа Ангелины.
— Не расслабляйся, Кира, — своеобразно поддержал меня Кирилл. — Говори четко, уверенно. И, ради Бога, не думай ляпнуть «Ваша честь!».
— Помню, — улыбнулась я. — Только «Уважаемый суд». Кстати, ты не узнал, почему представитель Керцева так и не появился у нас? Михаил же был настроен на мировое.
— Не спрашивал. Зачем? Они прекрасно знают, что отказав в мировом соглашении раз, я не изменю свое мнение. Если вдруг они вновь предложат во время заседания — не соглашайся. Поняла? Ольга настроена решительно.
Кивнула. В порыве сделать гадость Лине я увела Воронцова практически в другое крыло здания. И к моей удаче залов здесь не было — лишь хозяйственные помещения. А потому, убедившись, что никого нет, быстро прижалась к Кириллу и поцеловала. Господи, кому расскажешь… не поверят. Поцелуй вышел быстрым, мимолетным, но оно того стоило.
— Это твой способ доказать, что я твой? — ухмыльнулся Воронцов. — Лину увидела? Я ожидал, что она придет с Ольгой.
— Да и пусть, — пожала я плечами. — Захотелось ей подругу поддержать — так флаг в руки.
— Ревнуешь, — прищурился Воронцов.
— Ревную, — не стала спорить я.
— Ты Керцева уже видела?
Покачала головой. Я вообще сомневалась в том, что он придет. Кстати, на встречу с нами он так и не явился — похоже посчитал ниже своего достоинства. Потому искренне удивилась, увидев его, мирно разговаривающего с Ольгой. Его можно было бы назвать очень привлекательным, если не какие — то бесцветные светлые глаза. Их выражение отталкивало. И почему — то я даже посочувствовала Ольге.
Однако, сочувствие исчезло, когда я окинула взглядом присутствующих и наткнулась на Державина. Максим, словно почувствовав мой взгляд, обернулся и направился к нам.
— Доброе утро, — обаятельно улыбнулся он. — Воронцов, решил в последний день устроить Кире мастер — класс?
— Нет, — усмехнулся Кирилл и приобнял меня. На глазах у всех. У Лины, Ольги, Керцева, Державина. Я говорила, что боюсь остаться лишь тайной игрушкой? Забираю свои слова назад. — Кира представляет интересы Ольги. Разве Лина тебе не сказала?
Максим остался спокоен, лишь покосился на руку Воронцова на моей талии.
— Надо же. К сожалению, она умолчала о данном факте. Быстрый карьерный взлет, Кира. Или ты придерживаешься правила — уходить, так с песней?
— Именно так, — улыбнулась я.
Державин нахмурился, собирался что-то сказать, но не успел. Нас пригласили в зал. Ну что, к черту.
На предварительном судебном заседании я не присутствовала по вполне понятным причинам, и потому судью видела впервые. Женщина, уже хорошо. Значит, психологически будет ближе к нам, а не ответчику.
Началось все вполне неплохо. Лишь когда судья попросила подтвердить полномочия, я слегка замешкалась, но вовремя спохватилась. После объявления состава суда и оглашения наших прав происходящее меня захватило. К счастью, представитель Керцева мировое соглашение заключать не предложил. Так… Ольга дала свои объяснения, говорила кратко, по существу. Сейчас мое слово.
— Уважаемый суд, — выдохнула я, поднимаясь. Едва не ляпнула это треклятое «ваша честь!». Насмотришься американских фильмов, и само с языка слетает… а еще как же хорошо, что я успела прочитать книжку, подаренную Кириллом! Заученная речь отскакивала от зубов так же, как вызубренное в школьные годы к уроку литературы стихотворение.
По моим словам выходило следующее: стороны заключили брачный контракт, и в соответствии с законом раздел имущества должен проводиться согласно его положениям. Следовательно, если все движимое имущество принадлежит истице, то и коллекция картин должна достаться ей. Вот только был один пункт… согласно которому имущество, представляющее особую ценность, поступает в долевую собственность обоих супругов.
В том и была загвоздка — учитывая предыдущее заключение эксперта, картины и представляли «особую ценность». Тогда как новая оценка говорила совершенно об обратном, о чем я и не преминула сказать, пересказав судье слова Владимира Егоровича.
Ответчик же… да, он не показал своего удивления. Знали. Выходит, что они знали о сотворенном Шиловым. Объяснения второго юриста мне понравились — я даже заслушалась. И все-таки было заметно, что происходит фарс — друг другу вопросы мы не задавали, только судья уточняла интересующие ее вещи.
А когда наступил этап исследования доказательств… Я была уверена в нашей безоговорочной победе. Не было особой ценности, а, значит, не было и режима долевой собственности. Впрочем, решать суду.
И все-таки Керцев снова изменил свою позицию — они настаивали на признании ценности картин, долевой собственности и… да! Вот оно! Он соглашался оставить их бывшей жене в случае выплаты ему ее доли. Немалой суммы, к слову.
Я вдруг все поняла. Он знал об утрате последней картины и истинной стоимости. И его родственник так отлично помог с заключением! Ведь и не было оно поддельным по сути — утратившим актуальность, но не поддельным. В таком случае он соглашался оставить картины, если Ольга выплатит свою долю, не держался бы он за них. Что получал он? Деньги? Да не сдались они ему… Ему хотелось просто — напросто показать, «кто в доме главный». Он был прекрасно осведомлен, что отец не даст Ольге такую сумму. Ей пришлось бы продать большую часть своего имущества. А девушка бы надеялась, что сможет их дорого продать.
Только вот Егор Керцев и тут подложил подлянку, рассказав о поддельности заключения. Ольга была убеждена, что картины и правда ничего не стоят. Просто хотела «развести» Керцева. Убедив суд в ценности картин, она, помня о той интересной приписке, отказалась бы их принимать — ссылаясь на недостаток денежных средств, оставила полотна Керцеву, а тот бы выплатил ей долю. Она действительно думала, что тот ничего не знает, поверила Егору…. Хотела «кинуть» на деньги, как говорится. И остался бы
