Испытание верностью - Арина Александер
Стоило ли делать вид, что ничего не произошло? Да! Подсказывал разум, но сердце… предательское сердце считало иначе.
Не новость о беременности подкосила основательно, а осознание, что мог и не узнать о ней. Восстанавливая в памяти запечатленный фрагмент, прикрыл глаза. Повело так, что пошатнулся. Не от спиртного. Нет. Ещё не успел к нему притронуться, а от неожиданно накатившей слабости.
Его ли ребёнок? Как выдержать долбанных семь месяцев и не сойти с ума? Всеми фибрами души, всеми доводами склонялся к мысли, что да, его. Его и по-другому никак. Но… сомнение, с*ка, даже самое крошечное, буквально в сотую долю, продолжало упорно подтачивать, отравляя самое светлое в мире чувство. Продолжало крошить и без того поломанное доверие.
От требовательного стука в дверь очнулся и только сейчас обратил внимание, как по запястью на стол капля за каплей стекала кровь. Перевел взгляд на лопнувший в руке стакан и несколько секунд рассматривал его осколки. Надо же, как накрыло. Даже не почувствовал.
Стряхнув окровавленное стекло в мусорное ведро, пошел открывать дверь. Как закрылся изнутри, не помнил. Он вообще ничего не помнил: ни как приехал в офис, ни как посылал всех подряд, без разбору. Только застывшие перед глазами некие стоп-кадры не давали возможности обезуметь основательно. Они удерживали на плаву подсознание, не позволяя захлебнуться в противоречивых чувствах.
— Егор, ты что творишь? — ворвался в кабинет Дударев, как только услышал характерный щелчок и изумленно присвистнул, поражаясь масштабам царившей вокруг разрухи. — Твою ж мать… — выругался, махнув перед лицом папкой с документами, прогоняя стоявший плотной стеной сигаретный дым. — Это что за херня?
Студинский безразлично сдвинул плечами и достал с верхней полки аптечку. Вал заторможено проследил за его действиями, не понимая, в чем причина подобного состояния в рабочее время.
— Да подожди ты! — швырнул документы на стол и, выхватив у Егора бинт, помог сначала наклеить на порезы лейкопластырь, а уже потом наложить повязку.
— Спасибо, — Егор вернулся в кресло, положив перебинтованную ладонь на стол, и на несколько секунд прикрыл глаза, пытаясь взять себя в руки. — Что там у тебя? — безучастно кивнул на документы.
Дударев отодвинул стул и присел как можно ближе к другу, взволновано уставившись на поврежденную конечность.
— Для начала – ты рассказываешь, что случилось, потом мы вместе решаем «это», а уже потом занимаемся «Углем».
Егор хмыкнул, подвинув к себе папку.
— Не бери в голову. Так, мелочи жизни.
— Мелочи? — Вал ещё раз обвел глазами разгромленный кабинет. — Признаюсь, когда мне позвонила перепуганная Александровна и попросила срочно приехать, я и подумать не мог, что всё настолько серьёзно. Егор, может, пришло время поговорить?
— О чем?
— О тебе и… Лиде.
Егор поднял тяжёлый взгляд, саркастически усмехнувшись. Не думал, что Вал настолько проницателен.
— У меня и без Матвеевой проблем выше крыши.
— Кому ты втираешь? Мы сколько лет дружим? Пятнадцать?
— Ну и?
— Что «ну и»? Меня не проведешь. Как только она вошла в твою жизнь, так и начались эти качели. По себе знаю – только баба способна довести до подобного состояния. Харе мучить и себя, и её. Или отпусти, или…
— Или? — не заметил, как сжал руку. Свой личный Апокалипсис привычней пережить в одиночку. Не нуждался в психотерапии. Не сейчас, уж точно.
— Или признайся, что любишь, — выдохнул Дударев, наконец, озвучив то, что уже давно понял. Вопрос, хватит ли смелости у Егора подтвердить сказанное. Это не легко. Не просто признаться в любви к предавшей тебя женщине.
Егор молчал, понимая, что неравный бой с самим собой он уже давно проиграл. Когда? Да с самой первой встречи. Как увидел спящей в кресле, так и проиграл. Сколько не доказывал обратное, сколько бы не злился, а очевидное не скрыть. Ни Михеевой, в которою вцепился, как утопающий за соломинку, ни азартными играми, ни выпивкой – ничем не мог искоренить проклятое чувство. Для него это не Америка. К сожалению, нет. Для него это целая жизнь, которую придётся переосмыслить.
Эти странные мысли захватили его в плен лишь на короткий миг, а словно вечность прошла.
— Лида ждет ребёнка, — сказал вместо признания. И так всё ясно. Пора пылких речей и клятвенных обещаний осталась в далекой юности. Сейчас о чувствах говорят не слова, а поступки.
Дударев удивленно поднял брови.
— Это так проявилась твоя радость? — кивнул на проступившие на марле пятна крови.
— Угу. Радость.
— Хочешь сказать, что не рад?
Егор застонал, не желая поддерживать разговор. Если он сейчас начнет вникать в подробности – не факт, что сможет сдержаться, а он только начал отходить.
— Мда-а-а, — протянул удрученно Вал, — попал ты, старик, причем конкретно.
Не стал выносить мозг и накалять обстановку ещё больше. Всего лишь хотел вызвать на откровенную беседу, помочь разобраться. Ладно, не время. Проехали. Главное, что он знает причину.
— И что теперь? Ты ведь понимаешь, что скоро об этом узнают все. — Под «все» Валентин подразумевал далеко не друзей.
Студинский вскинул голову. Как бы не сложилось, а рисковать Матвеевой не собирался. Тяжело вздохнул, понимая, что второго раунда не избежать. С Лидой стоило серьёзно поговорить и как можно скорее.
— Кому звонишь? — Валентин открыл окно, впуская в кабинет свежий воздух, и повернулся лицом к Студинскому, с улыбкой наблюдая за его поспешными действиями.
— Лиде. Черт… Просил ведь, — взбеленился, не получив ответа. В голове, будь она трижды проклята, самые ненавистные мысли, которые без спроса отравляли душу. Не-е-ет, не могла она потащиться к Тарановскому. Не дай бог…
Заметив, как изменился в лице Егор, Валентин и себе забеспокоился.
— Что случилось?
— Подожди ты, не могу до Лиды дозвониться.
Набрал Андриянова. Тоже глухо.
— Какого хрена?!.. — психанул, заподозрив неладное. Сколько не возобновлял повтор, гудки шли, но так и оставались без ответа.
Володя, владелец и по совместительству директор охранной фирмы тоже ничем не порадовал, а наоборот, внес ещё большую тревогу, сообщив, что Матвей не выходил на связь на протяжении трёх часов.
— Вал, позвони Разумовскому из службы безопасности, — коротко бросил Егор, продолжая висеть на трубке, — поднимай всех наших.
Это был
