Анна Шульгина - Песок, оазис, два верблюда
— Ах, да. У вас же семейный бзик на детях, — девушка поняла, что наполненный событиями день почти до предела вымотал её. Вся эта нервотрепка, связанная с родами сестры.
А ещё — постоянные мысли на тему «Что если?..» Что, если она действительно беременна? Что, если Денис потребует полной опеки над ребенком? Глупо, они же ещё даже не знают, есть ли он, а она уже успела издергать себя этими вопросами…
— А теперь ты не пытайся казаться глупее, чем есть, — он взял её за руку и легонько потянул за собой. — Идем.
Усадив девушку на диван и положив ей под спину свернутую валиком подушку, мужчина сел рядом, обхватив пальцами её узкие ступни и согревая их теплом ладоней.
— У тебя опять холодные ноги… — Ева никак не прокомментировала это, продолжая смотреть куда-то поверх его головы. — Что ты уже успела придумать? Расскажи, это ведь касается нас обоих, — он мягко поглаживал свод стопы, и от этого движения ей становилось и тепло, и щекотно, и… Она даже не могла подобрать правильного слова, но это было настолько приятно, что хотелось уподобиться дрыхнущему в кресле Степану и начать едва слышно мурлыкать.
— Я думала о сложившейся ситуации, — прикрыв глаза, согласилась девушка. — И предлагаю вариант с совместной опекой.
— Нет, — нежное движение пальцев сменилось жесткой хваткой.
— Почему? — Ева попыталась убрать ноги с его бедра, но их только сильнее сжали.
— Наш ребенок будет расти в полной семье. И это не обсуждается. Я пойду на уступки во многом, но не в этом вопросе.
— Ты сомневаешься в том, что у меня получится быть хорошей матерью? Поэтому хочешь все время наблюдать за процессом воспитания?
— Я не сомневаюсь, что ты будешь замечательной матерью, — Денис подтянул её ближе. Попытка ухватиться за боковушку дивана ни к чему не привела, и теперь Ева лежала поперек его колен. — Но я рос без отца и знаю, что это такое. И своему ребенку такого не желаю.
— Сейчас на многое смотрят совершенно по-другому.
— При чем тут общественное мнение? Мне на него давно плевать, и вряд ли это когда-нибудь изменится, — он потер ладонью лицо и устало откинулся на подголовник. — С двенадцати меня перестало интересовать, что говорят обо мне во дворе, но, если бы не отец Лешки, я, скорее всего, сел бы ещё до двадцати лет.
Ева лежала, не шевелясь, одновременно желая и опасаясь услышать продолжение. Пока они не знают друг о друге мелочей, известных только самым близким, ещё есть какой-то барьер и возможность потом хотя бы на людях делать вид, что ничего не произошло. Но, даже понимая это, все равно не смогла сдержаться:
— Почему?
— Потому что было на все наплевать. Отца я никогда не знал, а мамы не стало, когда мне было шесть. Меня воспитывала её сестра, тетя Нина. У неё не было своих детей, и она относилась ко мне, как к сыну.
Ева сразу вспомнила, как Ярослав предлагал ей расспросить Дениса об этой самой тете. Но она чувствовала — сейчас не время. Слишком уж напряжены были мышцы на его руках и этот спокойный ровный голос… Девушка подозревала, что до неё эту историю вот в таком виде от Романовского мало кто слышал.
— Через несколько лет после смерти мамы, теть Нина вышла замуж за Самойлова. Я с Лешкой не очень ладил, все-таки девять лет разницы, никаких общих интересов. А вот дядь Володя мне очень помог. Они прожили вместе года четыре, потом развелись. Но и после этого он всегда находил время, чтобы поговорить со мной, помочь советом или вправить мозги. Когда не стало теть Нины, он остался единственным, кому было не все равно, что со мной.
Девушка осторожно, чтобы не отвлечь от исповеди, погладила Дениса по напряженному плечу, но добилась прямо противоположного результата — мужчина перехватил её ладонь и сильно дернул на себя, усаживая Еву верхом на своих коленях.
— Не надо меня жалеть! — стало немного больно, когда он потянул ей за волосы, заставляя посмотреть себе в глаза. Девушка не стала пытаться отвернуться или оттолкнуть, и не из страха, что Денис применит силу, просто понимала — каким бы невозмутимым и сильным не выглядел, но всем иногда нужна поддержка.
— Жалеют слабых, — Ева легко погладила его по напряженной скуле. — А тебе я сочувствую.
Постепенно напряжение ушло из его пальцев, и русые локоны снова свободно легли на плечи.
— Извини, — он наклонился, так, чтобы они прижались друг к другу лбами. — Иногда мне трудно себя контролировать.
— Я уже поняла, — сама того не заметив, Ева начала поглаживать его затылок, успокаивая размеренными ласковыми движениями.
— Не бойся, я никогда не подниму на тебя руку.
— Знаю.
Она действительно знала. Если бы у него была склонность к насилию, Денис бы уже давно её проявил. И сейчас девушка почувствовала отголосок стыда за те провокации, которым постоянно подвергала Романовского. Но даже без этих проверок на «вшивость», она чувствовала, что в нем этого нет.
Он прижал её немного сильнее, обнимая и окружая своим теплом. Еве было немного неудобно сидеть с поднятыми к ушам коленками, но у неё даже мысли не возникло отодвинуться или поменять позу. Она продолжала потихоньку перебирать его волосы, пытаясь то ли поддержать, то ли просто упиваясь ощущением скользящего между пальцами шелка.
— Тебе нужно отдохнуть, — прозвучавший над ухом тихий голос Дениса резонансом прошел по её нервам, отчего Ева слегка вздрогнула. — Замерзла?
— Нет.
— Идем спать, — он поднялся, так и продолжая держать её на руках.
— Денис, подожди. Я не думаю, что это хорошая идея…
— Ты слишком много думаешь, — мужчина аккуратно поставил девушку на постель, неохотно убирая ладони с её поясницы. — Я сказал — спать. Хотя, твои мысли мне нравятся больше.
— Пошляк, — проворчала Ева, пытаясь сделать вид, что оскорблена насмешкой в его голосе. Она быстро разделась и скользнула под одеяло, ежась от прикосновения холодного хлопка.
— Кто бы говорил. Иди сюда, согрею.
Девушка не стала задумываться над двусмысленностью фразы и быстро подползла на середину кровати, уже привычно сворачиваясь у него под боком и забрасывая колено ему на бедро. Несколько минут они лежали не двигаясь, просто слушая дыхание друг друга.
— Сова.
— Что «сова»? — Денис немного отодвинулся, но размытого света дворового фонаря было недостаточно, чтобы разогнать густой полумрак, и выражения лица девушки он не рассмотрел.
— Меня в школе называли совой, — Ева повернулась и сползла немного ниже, прижимаясь щекой к его груди.
— Потому что ты была умной?
— Нет, потому что я была тощей, ходила в очках и любила поспать. И прекрати ржать.
