Марк Барроклифф - Подружка №44
«Вот и все, – думал я. – Маски сброшены. Теперь придется сказать ей правду».
19
МОМЕНТ ЛЖИ
Домой я вернулся без чего-то восемь и срочно заказал суши в японском ресторанчике на нашей улице. Они обещали прислать заказ минут через сорок.
– Боже, хорошо еще, что это не нужно готовить, – процедил я в трубку. Не осуждайте меня: убить друга или подраться с дядькой в бесформенном свитере я не способен, зато вполне могу быть резок и требователен в телефонном разговоре с официантом-японцем, едва понимающим по-английски.
Элис опаздывала, и мне стало совсем грустно. Я совершенно не понимал, как быть теперь, когда Джерард чудесным образом спасся от смерти. Провоцировать ссору не стоило и пробовать; все равно до Элис в конце концов дойдет новость о моей интрижке с Полой. Я включил телевизор, прощелкал все программы и остановился на «Спасении домашних животных», чтобы успокоить нервы. Вот передача, которой можно верить. Может, стоило бы пойти туда работать? Ведущий, Рольф Харрис, вещал о собаке, кусавшей всех подряд, и чудесном дрессировщике, избавившем ее от дурной привычки. «Вот бы он со мной позанимался», – подумал я.
Еще днем я купил розу и бутылку шампанского. Розу поставил в вазочку на столе. Желая придать интерьеру особый блеск, разорился на ведерко для льда, куда и поместил непомерно дорогой напиток. Принимать душ было уже некогда – и незачем, поскольку в этот вечер на интимную близость рассчитывать не приходилось; не дошло бы до полного отчуждения – и то спасибо. Пожалуй, я выдержал бы небольшую, недельную бурю с последующими редкими проблесками былой симпатии.
Итак, я надел черную рубашку, в которой выгляжу стройнее (не стройным, а лишь несколько стройнее), серые японские брюки от Муджи (знаю, знаю, но я же девушку принимаю, а не в кегельбан иду) и рыжий кожаный пиджак Фарли, явно весьма недешевый; глянул в зеркало и вполне себе понравился.
Затем слегка запаниковал, что в доме мало выпивки, поскольку планировал напоить Элис до бесчувствия, прежде чем сообщить ей неприятную новость. Тот милый человек, что запер Джерарда на две недели под замок, не назвал бы это правдой, только правдой и ничем, кроме правды. Также я собирался сам перед решительным объяснением набраться до положения риз. Как мудро заметил Ленард Коэн, «я никогда не говорил, что я смелый». В половине девятого Элис не появилась. Думая о Коэне, я пошел к себе, чтобы поискать в свалке на полу его диск. Он спокойно лежал там, всем своим видом предрекая бесславный конец нынешнего вечера.
Далее я заглянул в холодильник. Восемь банок «Хайнекена» холодной фильтровки – пиво для серьезных людей. Сорта крепче употребляют только студенты да алкаши; солидные люди пьют размеренно и тормозной жидкостью не соблазняются. В холодильнике еще нашлась пара-тройка бутылок светлого чешского из личных запасов Джерарда, которые я мог при необходимости позаимствовать. Я сказал, что крепкое пиво пьют только студенты и алкоголики, но забыл про гурманов типа Джерарда. Не буду распространяться о гурманах вообще, замечу лишь, что для мужчины назвать себя гурманом – то же самое, что назвать себя опытным кулинаром. Это характеризует вас как человека с изысканным вкусом (именно так – я сверял по толковому словарю), а по-нашему, по-мужски – вы просто знаете больше всех и потому вы круче всех. Сказать «я гурман» – все равно что сказать «я великолепен». Наличие хобби (смотри выше) тоже дает возможность о чем-нибудь поговорить, если вы не обладаете ярко выраженными личностными особенностями, а мы, будем откровенны, почти никогда ими не обладаем.
Вообще, чем дольше я живу на свете, тем больше убеждаюсь, что у мужчин, как правило, с личностными особенностями неважно. Разумеется, личностные особенности совсем не то, что личность как таковая. Если вы личность, то, удачно сострив раз в двадцать лет, вы чувствуете себя вправе говорить громче всех. А если вы обладаете личностными особенностями, значит, у вас есть свое видение мира и вы способны донести его до других так, чтобы они поняли. При этом вовсе не обязательно зацикливаться на мелочах, соревноваться, кто больше выпьет, иметь странные политические взгляды, заумную речь либо причудливую манеру одеваться.
Заветное желание почти всех мужчин на свете – подчинить любые личностные особенности коллективной идее мужского братства. С самого раннего детства мы радеем об одном: прийтись ко двору, быть физически крепким, быть членом банды, курить за гаражами, выпить с приятелями, нравиться девушкам. Вот такие невеселые мысли одолевали меня, когда Элис позвонила в дверь. От нечего делать я качал пресс, поэтому пришлось бежать вытирать пот со лба. Лосьон после бритья у меня давно закончился – единственный флакон, купленный пару лет назад моей сорок первой подружкой. Я зашел в ванную, задумчиво повертел в руках собачий шампунь… Нет, настолько я еще не опустился.
Рассказывая о свиданиях с Элис, я всякий раз по два абзаца кряду донимаю читателя многословными восторгами насчет ее красоты. Ограничусь тем, что у пса, не видевшего ее с самых похорон, при одном взгляде на нее подогнулись лапы и помутился взор.
– Привет! – сказала Элис. На ней было платье цвета слоновой кости, на которое она умудрилась не посадить ни единого пятнышка. Если б я надел что-нибудь подобное, то уже через десять минут можно было бы подумать, будто я наводил порядок в хлеву.
– Привет, Рекс! – воскликнула она, потрепала Рекса по голове, и он, как подкошенный, рухнул прямо ей в ноги. «Странно, – подумал я, – какая-то она слишком восторженная. Или возбужденная?»
Затем страстно поцеловала меня, и я с облегчением почувствовал, что от нее пахнет спиртным.
– Прости за опоздание, ходила в бар с сослуживцами. У меня потрясающая новость!
Свои слова она подчеркивала широкими взмахами рук. «Будто роль играет, – подумал я. – Или выпендривается».
– Входи, входи.
– А почему ты в пиджаке? Ты куда-то собрался? – спросила она.
Странно, мне казалось, я выгляжу вполне нормально.
– Я только что с улицы. Выходил за пивом, – соврал я, снял пиджак и повесил на вешалку.
– Ух ты! – воскликнула Элис, войдя в гостиную.
Забыл сказать: там я тоже прибрался и пропылесосил. Даже сгреб гору компакт-дисков под кресло.
– Роза!
Мне было интересно, как она отреагирует. Многие девушки моего круга подчеркнуто равнодушны к цветам и шоколадным конфетам в отличие от девушек светских или просто бедных.
«Вижу, что роза, – всем своим видом говорят они, – но вы только не подумайте, что это, если она мне нравится (может, нравится, а может, и нет) дает вам право обращаться со мною как с глупенькой девочкой. Шоколада, впрочем, я поем. С видом ироничным и понимающим».
