Весна безумия - Нелли Ускова
— И куда я их дену?
— Да хоть в унитаз смой! — хмыкнул Тим. — Там точно никто никогда не найдёт.
Я сжала губы и послала в Тима уничижительный взгляд прищуренных глаз. Он расхохотался.
— Я серьёзно! Просто если у тебя их не будет под рукой, не появится соблазна воспользоваться!
— А вдруг когда-нибудь пригодятся!
— Ян, — Тим присел на корточки напротив и взял мои ладони в руки, посмотрел в глаза. — На любую силу всегда найдётся что-то сильнее. Это бесконечная гонка. А ты каждый раз заглядываешь в ту коробку. Не надо пользоваться этой силой, потому что станешь марионеткой.
— Я и не пользуюсь. А вдруг я найду человека, что знал моих настоящих родителей. А так смогу влезть в воспоминания и хоть там познакомиться с ними.
— Познакомишься и будешь опять грустить, — вздохнул Тим. — Отпусти их уже, прошлого не вернёшь.
Но на следующий день мы всё равно пошли на кафедру спелеологии. Рядом с дверью в стеклянном стеллаже были фотографии из экспедиций, лежали образцы породы, различные находки. На стене висели портреты, я сразу узнала и бабушку с её грустными глазами, и Светлану. Там были снимки всех погибших членов экспедиции с чёрными полосами в уголках фото.
В кабинете кафедры сидел пожилой мужчина лет шестидесяти за компьютером и размеренно вбивал какие-то данные.
— Вы что-то хотели? — выглянул из-под очков и, видимо, принял нас за абитуриентов. — Деканат дальше по коридору и налево.
— Подскажите, а вы не знали случайно Тамару Тимофеевну?
Мужчина чуть прищурился и поманил к себе, разглядывал нас пристально:
— Знал. Очень хорошо знал. А вы ей кто?
Я мельком глянула на Тима, будто у него разрешения спросила.
— Внучка.
— Внучка?! — Глаза у мужчины округлились, он снял очки и потёр переносицу, а потом снова нацепил очки на нос, встал и улыбнулся. — С ума сойти! Внучка! Да вы садитесь!
Он засуетился, подтащил к столу ещё один стул, начал предлагать чай с сушками. Я думала, что расспрашивать буду сама, но расспросы вдруг начал он:
— Как мама?
— Нор-маль-но, — растерянно ответила я.
— Я ж Леночку последний раз видел лет в десять, — вздохнул он. — Забыла отца совсем, или Тамарка ей мозги запудрила...
Я почему-то подумала, что старик немного не в себе, нахмурилась.
— У меня маму по-другому зовут. Так вы расскажете про жизнь Тамары Тимофеевны?
— Как по-другому?! У Тамары же не было детей, кроме Леночки! Как ты можешь быть её внучкой? — теперь нахмурился старик.
И мне пришлось признаться, что моих настоящих родителей я не знала, а ниточки привели к бабушке. Старик как-то весь сник сразу, нахмурился ещё больше. Сначала недоверчиво и подозрительно разговаривал, а потом долго ковырялся в папках, но достал откуда-то из закромов фотографию, где стояли в цветущем саду, возможно, это был какой-то курорт, Тамара Васильевна, молодая и загорелая, а рядом стояла маленькая белобрысая девочка лет девяти.
Глаза защипало, я тут же разревелась, потому что я была очень похожа на эту девочку в её возрасте. Тим сжал мою ладонь и гладил по голове. Старик, которого звали Степаном Григорьевичем, тоже принялся что-то нервно причитать:
— Ну, хватит тебе, девочка! Столько лет уже прошло! Хотя Леночку мою жалко, сам виноват. Но теперь хоть знаю, что внучка у меня есть!
Я так же резко, как и начала, перестала плакать, уставилась на него:
— Так это ваша дочь?
И он рассказал историю своей жизни. Они учились вместе с Тамарой. Любовь у них завертелась ещё на третьем курсе, в аспирантуре Тамара забеременела, а Степан Григорьевич отказался расписаться, попросил из армии его дождаться. И в это время Тамара родила, но обиделась, что они не расписались, и в графе «отец» прочерк поставила. А когда он вернулся, то и дело ругались и разошлись в итоге, так и не поженившись. Но работали на разных кафедрах, всё равно приходилось общаться, и за жизнью Леночки Степан Григорьевич старался следить. Потом Тамара вышла замуж и запретила им общаться, а Леночке навязала нового отца.
Даже Тим был в шоке, не говоря уже обо мне.
— Получается, вы мой родной дед?!
— Получается так! — смущённо улыбнулся он.
И я растерялась. Я так долго искала родственников. Так радовалась, когда нашла ниточки к бабушке и родителям. И так хотела ещё найти хоть какую-то зацепку, информацию. А тут внезапно нашла живого деда, а эмоций никаких. Не было безумной безудержной радости, как и разочарования, опять ступор. Передо мной сидел совершенно посторонний человек, и он мне был роднее родителей. Но их я любила, а к Степану Григорьевичу не чувствовала ничего. Мне нужно было переварить эту информацию, и я поспешила встать. Лишь кивнула на фотографию:
— Спасибо вам за всё! Нам уже пора! Можно я только сфотографирую, на память?
Степан Григорьевич тоже встал, смотрел на меня и всё так же растерянно улыбался, он, видимо, тоже не знал, как реагировать на внезапно появившуюся внучку.
— Яна, я понимаю, что столько воды утекло и родными нам уже не стать, но, быть может, иногда общаясь, мы нашли бы что-то общее.
Мы обменялись контактами, попрощались, но в дверях Степан Григорьевич вдруг окликнул меня:
— Яна, подожди! Думаю, это стоит отдать тебе! Подожди минуту! — он порылся в ящике стола, взял ключ и ушёл. Вернулся через пять минут и отдал мне свёрток. — Тамара написала до востребования. Написала, что нужно будет провести исследования. Когда она вернётся, всё расскажет. Но мы, сколько ни исследовали, так и не поняли, что это такое. Ни камень, ни минерал. Последней строчкой она написала, если с ней что-то случится, досконально исследовать, и, если представляет ценность, отдать часть находки её дочери. В этой вещи нет ценности, да и родственников у Тамары больше нет, поэтому отдам тебе. На память.
Я развернула свёрток, и у меня задрожали руки. Тим заглянул и тяжело вздохнул: там лежали два шарика. Синий и оранжевый. По спине поползли мурашки. Нашлись недостающие кусочки пазла.
Когда мы вышли из института, меня ещё потряхивало, Тим крепко держал меня за руку. Он знал про воспоминания Равиля, я ему рассказала. Знал, что не хватало как раз двух элементов.
— Теперь у тебя есть дед! И он тебе и про бабушку расскажет, и про маму! Почему нет радости?
— Мне надо это переварить! Моя родная мама, получается, и не знала своего отца, — я открыла на телефоне её фотографию. Моя вера в генетику не подвела, сходство было очевидно.
Мы побродили немного, а когда уселись на лавочку у фонтана, я достала шарики.
— Ты собрала всю
