Сандра Браун - Новый рассвет
Бэннер соскользнула с кресла и встала рядом с ним на колени.
– Джейк, я так тебя люблю.
Они поцеловались, сначала тихонько, словно проверяя, крепко ли перемирие. Потом страсть, поселившаяся в них навсегда, ставшая частью их души, жаром сплавила их губы.
Наконец Джейк отстранился.
– Пойди сделай все, что положено невесте перед свадьбой. – Он улыбнулся. – Я скажу парням, что мы едем в город.
– Сколько у меня времени?
– Полчаса.
Бэннер поспешила в дом, чтобы помыться и переодеться. Расчесывая волосы, она вдруг поняла, что Джейк так по-настоящему и не объяснился ей в любви.
…– Куда мы едем?
– Сидите смирно, миссис Лэнгстон. Хочу вам кое-что показать. – Они ехали в повозке.
Правил Джейк. Они возвращались на ранчо другой дорогой.
– Сюрприз?
– Считай это свадебным подарком.
– Один у меня уже есть. – Бэннер гордо подняла левую руку, на которую Джейк во время церемонии бракосочетания надел тонкое золотое колечко. – Когда ты его купил?
– В тот же день, как выправил лицензию.
– Значит, ты был уверен, что я соглашусь.
– Надеялся, – возразил он и запечатлел на полураскрытых губах жены нежный поцелуй. Почувствовав теплое влажное прикосновение ее языка, он застонал. – У тебя совсем нет стыда?
– Когда дело касается тебя, то нет. – С минуту Бэннер разглядывала пейзаж. – Наверное, я не лучше Ванды Бернс.
Джейк обернулся.
– Я тебя выпорю, если будешь себя с ней сравнивать!
– Но это так. У нее был ребенок от мужчины, за которым она не была замужем. И у меня тоже. Так в чем разница?
– Разница огромная! – воскликнул он. – У тебя был только один мужчина. Это главное.
Боевой дух Бэннер улетучился. День был чудесным, она была счастлива и совсем не хотела спорить. Она прижалась к руке Джейка и положила голову ему на плечо.
– Да, у меня был только один мужчина. И я, наверное, уже любила тебя, когда той ночью пришла в конюшню. Иначе я бы ни за что так не поступила.
– Рад, что вовремя оказался на месте, – шепнул Джейк ей на ухо и поцеловал.
Через несколько минут он остановил лошадь перед воротами, сделанными из двух толстых стволов деревьев, соединенных вверху брусом. Ворота стояли поперек дороги, ведущей к дому. В город они ехали другим путем, так что раньше Бэннер их не видела.
– Что это?
– Тот самый сюрприз.
Бэннер хотела соскочить с повозки с обычным проворством, но Джейк осторожно поднял ее на руки и поставил на землю.
– Ты должна беречь себя, милая. – Загорелая рука, коснувшаяся живота, привела ее в трепет. Джейк нежно поцеловал ее в губы, лаская место, где таилось дитя. Потом провел через ворота. По телу Бэннер все еще пробегал жар мимолетной ласки. Джейк развернул ее так, чтобы она взглянула на ворота сзади.
– Ох! – Бэннер прижала ладони к губам. На глазах выступили слезы. На деревянном брусе были выжжены слова: РАНЧО «СЛИВОВЫЙ РУЧЕЙ». – Так ты передумал?
– Нет. – Джейк с сожалением покачал головой. – Я по-прежнему считаю, что это ужасно глупое название для скотоводческого ранчо.
– Тогда почему? Для чего ты столько возился?
Он положил руки ей на плечи и повернул к себе лицом.
– Мне хотелось сделать что-нибудь, чтобы порадовать тебя, чтобы ты улыбнулась, а не заплакала. Я принес тебе столько несчастий, пусть ненамеренно, но все-таки. И мне захотелось хоть раз в жизни тебя обрадовать.
Бэннер упала в объятия Джейка. Если бы он не был таким сильным, он бы опрокинулся на спину. Он обнял ее и властно прижал к себе. Зарывшись лицом в ее шею, вдохнул аромат ее духов. Они пахли жасмином и солнцем. Объятие было долгим. Потом Джейк высвободился.
– Хочешь, пообедаем на свежем воздухе? Жена священника собрала нам целую корзину.
Бэннер радостно кивнула. Джейк отвел лошадь на лужайку и поставил повозку под деревом. Достал из-под сиденья корзину.
– Как тебе удалось ее подкупить, что она нам столько наготовила? – поинтересовалась Бэннер.
Джейк благоразумно подыскал священника из деревенской церкви подальше от Ларсена. Если бы он отправился к настоятелю той церкви, прихожанами которой были Коулмэны, слух распространился бы с быстротой лесного пожара, и Росс с Лидией узнали бы новость задолго до того, как Джейк был бы готов им о ней сообщить. К счастью, пастор не узнал ни его, ни Бэннер и был рад обвенчать их.
Его толстушка жена играла на органе, а дочь, старая дева, выступила свидетельницей. На прощание жена вручила Джейку корзину и пожелала долгой и счастливой жизни.
– Я ее не подкупал. Наверное, я ей просто понравился, – горделиво сказал он. У пекановой рощицы он приметил полянку, заросшую густым летним клевером. В воздухе пахло жимолостью и сосной. Дул легкий южный ветерок, в тени раскидистых ветвей стояла приятная прохлада.
– Ты о жене или о дочери? – поддразнила Бэннер. – Она с тебя воловьих глаз не сводила.
– Я не заметил. Смотрел только на тебя.
Джейк опустился на клевер и посадил Бэннер рядом. Не дав опомниться, опрокинул ее на спину и коснулся горячими губами. Его язык обжег ее губы. Он стал легонько поглаживать ей грудь.
Бэннер шевельнулась под ним, полная нетерпеливого желания. Но он сел, и она, всхлипнув, взмолилась:
– Ну иди же сюда.
– Если мы ляжем прямо тут, в клевере, ты помнешь свое нарядное платье.
Она недовольно вздохнула, но позволила усадить себя. Потом сдернула шляпу и отбросила ее.
– Я не боюсь за платье.
Джейк щелкнул ее по носу.
– Значит, ты еще не очень повзрослела. Я хорошо помню, что на каждом твоем платье или не хватало пуговицы, или зияла дыра, или отвисал подол.
Бэннер засмеялась, вытаскивая из волос шпильки. Тяжелый узел рассыпался по спине темным водопадом кудрей.
– Ма зашивала мне их чуть ли не каждый день, но с твоей стороны неблагородно об этом напоминать.
С любовью собранная корзина оказалась полным-полнехонька: там лежали куски копченой ветчины, буханка разогретого в печи хлеба, банка сливового варенья, пирожные со свежими персиками, такие рассыпчатые, что крошки прилипали к пальцам.
Облизывая пальцы, Джейк сказал:
– Ты похожа на лютик.
На Бэннер было желтое платье того же нежного оттенка, что и цветок.
– Спасибо, муженек.
Как ей могло прийти в голову, что она любит Грейди или кого угодно еще, если на свете есть Джейк? Такой высокий, длинноногий, весь из одних мускулов. Он ходил развинченной походкой, качая бедрами, как все ковбои, но под кажущейся вялостью дремала сила, при мысли о которой Бэннер трепетала от нетерпения.
Из-под бровей, почти белых от природы и к тому же выгоревших на солнце, сверкали глаза, такие синие, что, погружаясь в них, она стонала от сладкой боли. Ей нравилась каждая морщинка на его лице, нравилась сила его характера, даже его упрямство.