Синтия Виктор - Единственная
Бен услышал, как в соседней комнате ходит Итан, в течение всей поездки он почти не разговаривал. Вен был рад, что зять согласился с предложением вести машину по очереди, так как понимал, что в таком состоянии Итан не справится с этим в одиночку. С момента смерти Наташи Итан находился в состоянии глубокого шока, впадая попеременно то в ярость, то в отчаяние, не в силах постичь, что у жены были от него такие страшные тайны, и обвиняя себя в том, что не заметил ничего плохого в те недели, когда Тони Келлнер шантажировал Наташу.
— Знал ли я ее вообще? — снова и снова задавал он этот вопрос Бену прошлой ночью.
Когда секретарь вызвала Бена домой с конференции в Чикаго этим ужасным известием, он прямо из аэропорта приехал на квартиру Наташи и Итана и застал зятя обезумевшим от горя, небритым, с красными глазами.
— Как она могла подумать, что я брошу ее из-за этого? Не могу поверить, что она настолько не доверяла мне и не понимала, что мы справились бы, пережили все вместе. Неужели она не знала, как сильно я любил ее?
Бен с трудом подбирал слова утешения, заглушая собственную скорбь, а Итан едва не сходил с ума, пытаясь найти во всем этом какой-то смысл.
— Я не понимал ее, я, черт побери, ничего не понимал в ней. Неужели я совсем не знал ее?
«А знал ли ее вообще кто-нибудь из нас?» — устало спрашивал себя Бен. Она всегда гналась за чем-то ускользающим и никогда не чувствовала себя счастливой, даже получив то, к чему стремилась с детства.
— Моя любимая сестренка, — грустно прошептал он, чувствуя на щеках горячие слезы, — бедная маленькая Таш.
Завтра ее похоронят рядом с Кит и Леонардом, и это прекрасное лицо будет скрыто в темноте гроба. И Бен мгновенно вспомнил, что почти такие же мысли были у него на похоронах матери.
На кладбище по другую сторону от Леонарда было еще четвертое место — для Бена. Он помнил, что Леонард купил эти четыре могилы еще в то время, когда дети учились в начальной школе. «Я знаю, это будет еще не скоро, но позаботимся об этом сейчас», — сказал Леонард Кит. Тогда Бену показалась чудовищной подобная предусмотрительность. «Эти участки пригодились гораздо скорее, чем мы предполагали, — подумал он, — и теперь там остался только один, для меня». Видимо, здесь он и завершит свой земной путь, не имея собственной семьи, о которой он мог позаботиться, как заботился о них его отец. Смешно думать о будущем, не имея ни сына, ни дочери.
Тяжело вздохнув, Бен снова подумал о Карлин. Он знал, что она в Вестерфилде, и знал, что она прилетела сегодня утром и остановилась у родителей. Наташина смерть вытеснила Карлин из его мыслей, но, пока ему по телефону не сообщили о сестре, он думал о всякой ерунде. Теперь-то ясно, как глупо было сомневаться в Карлин. «Это моя подозрительность все испортила, — яростно ругал он себя. — В свою последнюю встречу они обменялись такими жестокими словами… впрочем, все это теперь не имеет значения».
После потрясающей новости, которую Джей. Т. сообщил ему в своем письме, все остальное отошло на второй план. Бену становилось плохо при одной только мысли о том, что Джей. Т. мог быть его отцом. Хотя на самом деле, даже будь это правдой, это было совершенно не важно; Бена вырастил Леонард Дамирофф, и, несмотря ни на что, он всегда будет считать Леонарда своим отцом. Но мысль, что Карлин его сестра, была слишком ужасной, чтобы принять ее.
Бен встал и беспокойно зашагал по комнате. Черт побери, Карлин имеет право знать все как есть, и он решительно направился к двери.
— Значит, за все я должен благодарить эту маленькую полоумную, — сердито воскликнул Джей. Т.
— Папа, пожалуйста. — Карлин наклонилась вперед на стуле. — Наташа умерла. Не одни вы с Кит Дамирофф пострадали. Ты не думаешь, что она дорого заплатила за все?
— Нет, не думаю, — горячо возразил Джей. Т. — Эта маленькая дрянь заслужила смерть.
— Нельзя так говорить, — в оцепенении тихо произнесла Карлин.
— Конечно, мне следовало бы просто принять это, простить и забыть. — Джей. Т. повысил голос и налил себе еще рюмку. — Тебе легко говорить, ты не провела лучшие годы жизни в инвалидном кресле.
— Это правда, — кивнула дочь, — но ничто не изменит того, что случилось.
— Ты, маленькая всезнайка, нечего относиться ко мне покровительственно, — закричал в ответ отец, — в этом много и твоей вины, твоей и этого балбеса Бена Дамироффа.
Карлин отодвинулась, словно ей дали пощечину. На выкрики Джей. Т. из кухни появилась рассерженная Лилиан, вытирая руки посудным полотенцем, и резко обратилась к мужу:
— Как ты смеешь так разговаривать с Карлин, она перенесла более чем достаточно по твоей милости.
Джей. Т. удивленно оглянулся, но быстро овладел собой и только недовольно опустил уголки губ.
— А вот и ее величество, сейчас она нам расскажет, как надо себя вести. Ты ведь у нас теперь такая смелая и умная.
— Прекрасно, если ты заранее знаешь, что я скажу, — спокойно ответила Лилиан. — Надеюсь, мне не нужно повторять, чтобы ты оставил Карлин в покое.
— Боже, какой сарказм, — проворчал Джей. Т. себе под нос и повернулся к Карлин. — С тех самых пор, как она побывала у тебя в Нью-Йорке, ее прямо не узнать. Эдакая высокомерная штучка!
— Что ты хочешь сказать, папа? — возмутилась Карлин. — Что у мамы наконец появилось собственное мнение!
— Вот как ты меня уважаешь, черт побери, — заорал он на дочь, — могу сказать, вы два сапога — пара.
Неожиданно замолчав после своего выпада, он снова удрученно сгорбился в кресле, и Лилиан вдруг утратила свою решительность.
— Все в порядке, Джей. Т., отдохни, дорогой, — поспешила она успокоить мужа. — Мы не хотели расстраивать тебя.
Карлин ошеломленно смотрела на мать, удивленная резким изменением ее поведения. В их телефонных разговорах Лилиан с гордостью рассказывала дочери, что она на самом деле старается изменить порядки в доме и не позволяет Джей. Т. запугивать ее угрозами. И сейчас Карлин хотелось крикнуть Лилиан, чтобы она не отступала. «С другой стороны, — подумала с горечью, — не мне учить ее, как обращаться с отцом; я определенно не специалист по налаживанию отношений».
Устало поднявшись, Карлин пошла в кухню, налила себе красного вина и медленно сделала глоток. «Чего бы только я не отдала, — подумала она с печальной улыбкой, — чтобы услышать, как стучит в дверь Наташа, девятилетняя Наташа, или, быть может, тринадцатилетняя Наташа». В детстве они провели вместе много чудесных лет, и Карлин не знала, какой возраст она выбрала бы, если бы можно было вернуть время назад. Думая о подруге, Карлин почувствовала, словно у нее что-то оборвалось внутри. «Мы все тебя очень любили, — молча обратилась к ней Карлин, — я могла бы примириться с правдой, и Бен, я уверена, тоже смог бы, но мы не можем примириться с тем, что ты ушла».
