Танцующий лепесток хайтана - YeliangHua
Беспокойно щурясь, Ваньнин сел — и потер лицо руками, еще сильнее растрепав и без того рассыпавшиеся в беспорядке пряди.
— Я… я уснул?
— Доброе утро, Ваньнин, — Мо Жань невольно улыбнулся, наблюдая за тем, как уши мужчины стремительно алеют.
Очевидно, до Чу быстро дошло, что уже рассвело, и потому он лишь молча нахмурился — а затем, продолжая сохранять немного жутковатое молчание и абсолютно каменное лицо, принялся лихорадочно поправлять сбившуюся одежду и рыскать в поисках джинсов.
— До репетиции еще несколько часов. Мы могли бы поехать ко мне… — предложил Мо Жань, чувствуя, что должен хоть что-то сделать чтобы сгладить неловкость ситуации.
— Нет, — оборвал его Ваньнин. Если бы взглядом можно было убивать, Вэйюй готов был поспорить, что уже лежал бы бездыханным трупом.
— Тогда… тогда я отвезу тебя домой, — поспешно исправился он, запоздало понимая как неоднозначно могло прозвучать его предложение — и, не дожидаясь ответа, поднялся.
В следующую секунду его взгляд упал на одиноко отброшенный в сторону сверток, который вчера принес Ваньнин — но так и не позволил ему открыть.
Воспользовавшись тем, что Чу слишком смущен и занят приведением себя в порядок чтобы обращать внимание, он незаметно прощупал тонкую крафтовую бумагу, которая была скреплена в нескольких местах при помощи степлера и скотча — как если бы человек, запечатывавший сверток, не имел понятия, как это толково сделать, и потому второпях использовал все возможные способы сразу.
Кажется, это объясняло, почему Ваньнин вчера опоздал.
Мо Жань тут же попытался аккуратно, стараясь ничего не надорвать, раскрыть упаковку слой за слоем — и после нескольких неудачных попыток извлек на свет… его пальцы неожиданно задрожали потому что он осознал, что это такое.
«Ваньнин… ты действительно…?»
Он с недоверием уставился на скрепленные на плотной картонной подложке фотографии, с которых на него смотрел он сам… Фотографий было очень много, и все они были из разных временных отрезков: начиная с его первого выступления на сцене в массовке — а это случилось уже после того как он познакомился с Ваньнином — и заканчивая его сольными партиями. У некоторых фото качество оставляло желать лучшего, некоторые — и вовсе выглядели потрепанными или выцветшими, как если бы их много раз рассматривали, или даже носили с собой. Однако неизменным оставалось то, что кто-то так бережно собрал память обо всех его танцах вплоть до последнего, когда шесть лет назад он ушел из балета.
Мо Жань неожиданно почувствовал, как горло перехватывает странный спазм, не дающий ему нормально дышать. Его пальцы в который раз прошлись по страницам самодельного фотоальбома, выглядящего до того неаккуратно, что постороннему человеку могло бы показаться, что его склеил ребенок.
Неожиданная догадка прожгла Мо Жаня подобно раскаленному металлу, и с таким трудом склеенные, местами истрепанные страницы едва не выпали из его пальцев.
Чу Ваньнин… когда же ты начал собирать все это?
Но Мо Жань, похоже, уже знал ответ.
Ваньнин завел этот альбом когда ему самому было тринадцать. В тот самый год, когда они познакомились, и он взялся обучать Мо Жаня.
Он действительно берег каждое фото — и хранил эту нелепую склейку до сих пор… даже после того, что произошло шесть лет назад. После всего, что Мо Жань наговорил ему. Все эти годы, в течение которых Вэйюй был уверен, что его ненавидел...
«Какого хр*на?!..»
— Ваньнин, — хрипло окликнул Вэйюй подозрительно затихшего мужчину.
Чу не ответил.
Юноша вскинул голову, и его взгляд уперся в неловко мнущегося балетмейстера, который уже был полностью одет, но по-прежнему не находил себе места. Казалось, еще секунда — и он сбежит, наплевав на то, что их свидание еще, в общем-то, формально не закончилось. Похоже, даже виды на простирающийся внизу медленно просыпающийся город не вызывали в нем такого ужаса как то, что Мо Вэйюй все-таки распечатал его подарок.
— Чу Ваньнин, — повторил Мо Жань отчетливо, не понимая, что именно собирается сказать, однако чувствуя, что молчать не может. — Это… это…
Он сам не понимал, почему его голос так дрожит. Он испытывал ужас от одной лишь мысли, что все это ему, возможно, снится, и что на самом деле он проснется в одиночестве, в мире, где Чу навсегда для него потерян — и сам он потерян, а внутри него существует лишь непроглядная тьма.
Как сумасшедший он вцепился в хрупкие страницы, едва не сминая их.
— Извини, Мо Жань. Я знаю, что это… очень глупо, — внезапно начал зачем-то сбивчиво просить прощения Чу. — Я сам не знаю, зачем принес эти фотографии — возможно, мне просто хотелось, чтобы ты знал, что я всегда надеялся, что ты… вернешься. Даже если ты не стал бы выступать со мной на одной сцене. Я всегда... я просто верил в это. Странно, да?
— …... — ком в горле Вэйюя лишил его способности говорить. Он волевым усилием заставил себя разжать пальцы и отложить альбом, а затем медленно, будто в трансе, шагнул к Ваньнину, который продолжал стоять в стороне, настолько бледный, что его лицо казалось сделанным из тончайшей бумаги.
В следующую секунду он обхватил плечи Чу и притянул к себе, зарываясь в его волосы. Любое сказанное слово казалось бы ему самому пошлым, а потому он так и застыл, не разжимая рук. Его сердце билось так часто, словно вот-вот остановится. Перед глазами все плыло.
— Мо Жань, — наконец окликнул его тихо Ваньнин, как если бы оцепенение наконец покинуло его. — Что с тобой? Почему ты… ты снова плачешь?
Холодные жесткие пальцы внезапно прикоснулись к лицу Вэйюя, и юноша замер, чувствуя, что Ваньнин пристально вглядывается в его глаза, чуть сощурившись.
«Он никогда не забывал обо мне…»
Мо Жань заставил себя улыбнуться, но внутри него все еще клубилось ощущение страха. Он боялся верить — но иначе объяснить тот факт, что балетмейстер Чу собирал все эти фотографии воедино просто было невозможно.
«Неужели… он любил меня?»
Догадка заставила его почувствовать, как привычный ему мир рушится.
Разве мог он осмелиться предположить, что Ваньнин — эмоционально отстраненный, пугающе холодный человек — мог действительно испытывать к нему подобные чувства столько лет? И скрывать их?
Но Вэйюй тут же вспомнил, как мастерски Чу пытался отталкивать его в течение последнего месяца, сколько раз велел ему убираться вон, и как часто бывал зол
