Сильвейн Рейнард - Искупление Габриеля
– Какие?
– Она называла брак таинством, соединяющим двоих. И они действительно становятся одним целым. Когда мы расстаемся, я чувствую, будто лишилась части тела. И я рада, что у тебя такие же ощущения.
– Я это почувствовал еще до нашей женитьбы, но сейчас все стало острее. Я испытывал настоящую боль.
– Я слышала, что брак важнее и главнее любви. Долгое время эти слова казались мне странными. Я даже мысленно спорила. А теперь понимаю: это действительно так. Но почему – объяснить не могу.
– Я тоже, – признался Габриель. – Наверное, потому Грейс и называла брак таинством. – Габриель посмотрел на их сплетенные тела. – Наверное, тебе тяжело меня держать. Пора дать тебе свободу.
– Не надо. Мне нравится это состояние. Оно по-своему удивительно. Шквал оргазма уже прошел, но ты по-прежнему во мне, и мне так хорошо.
– Ты удивительно точно описала это состояние. Кстати, если подождать еще какое-то время, мы сможем все повторить.
Джулия призывно шевельнулась под ним. Габриель напрягся всем телом.
– Насколько помню, профессор, у тебя это время минимально.
– За что я не устаю благодарить Бога, – сказал Габриель и вновь начал толчки.
* * *Стоит отметить, что вместе Эмерсоны спали гораздо лучше и крепче, чем порознь. И эта ночь не была исключением.
Добавим, что их занятия любовью длились почти до рассвета, когда оба наконец устали и заснули.
Наутро Габриель проснулся первым. Джулианна по-прежнему спала у него на груди. Он любовался ее профилем, лежа неподвижно и противясь отчаянному желанию приподнять ей подбородок и поцеловать.
Вместо этого он нежно гладил ей плечи и спину.
А с его плеч свалился тяжкий груз. Габриель не получил ответов на все свои вопросы. Зато он получил нечто большее: замечательную сводную сестру и деда – к сожалению, только на уровне воспоминаний. Профессор Шпигель был благородным, широко образованным человеком, обладавшим научной прозорливостью и щедростью души. О таком человеке Габриель хотел узнать как можно больше. Таким предком он мог только гордиться и радоваться, что в жилах его детей потечет кровь их знаменитого прадеда.
Эта мысль утешала Габриеля.
Келли посеяла в нем семена сомнения, сказав, что их отец вовсе не был чудовищем, каким он казался Габриелю. У самого Габриеля воспоминания настолько тесно перемешались со снами, что он вполне мог перепутать одно с другим. И тем не менее он не торопился соглашаться с Келли.
Как называть человека, способного бросить мать его ребенка, а потом – отказаться от сына?
Габриель представил на месте отца себя, и у него сразу же перехватило горло.
– Забыла тебя спросить: ты виделся со своей бабушкой?
Джулия только что проснулась и теперь моргала, прогоняя остатки сна.
– Только издали. Она вышла из дома и села в машину. Ее сопровождал пожилой мужчина. Наверное, один из моих дядьев со стороны матери. Если быть точным, я полагаю, что увиденная мной старуха – моя бабушка. Во всяком случае, адрес я не перепутал.
– И ты не попытался заговорить с ними?
– Нет.
Рука Габриеля переместилась вниз, к ямочкам на пояснице Джулии, за которыми начинались упругие ягодицы. Это было одно из самых любимых его мест на теле жены.
Габриель даже подумывал застолбить эту территорию, поставив свой флаг.
– А почему? – удивилась Джулия.
– Я не почувствовал в них родственников. Думаю, и у них возникло бы такое же ощущение, если бы я назвался. Ничего в душе не шевельнулось. Совсем ничего. – Он вздохнул. – Когда я увидел сестру, то мгновенно узнал ее по глазам. – (Джулия вопросительно посмотрела на мужа.) – У нас с Келли – отцовские глаза.
– Но ты же хотел узнать о здоровье своей матери и ее родственников. Бабушка могла бы тебе рассказать.
– Карсон сумел добыть результаты посмертного вскрытия моей матери. Помимо этого, ему удалось узнать и о ее здоровье. Правда, действовал он несколько сомнительными методами. Но главное, я получил интересующие сведения.
– И что?
– В ее семье встречались заболевания сердца. Многие страдали гипертонией. Но ничего особо пугающего нет.
– Так это же хорошие новости.
– Да, – отрешенно согласился Габриель.
– А что насчет родственников с отцовской стороны?
– По словам Келли, там тоже встречались заболевания сердца.
– Значит, ты не хочешь встречаться с бабушкой и другими родственниками со стороны матери?
– Мне достаточно материнского дневника и того, что рассказала Келли. Вполне достаточно.
– Постой. Келли что, знала твою мать? – спросила Джулия, садясь рядом с ним.
– Иногда Келли приходила к отцу на работу. А моя мать, как ты помнишь, работала у него секретаршей. Келли помнит родительские ссоры. По ее мнению, они ссорились из-за моей матери и меня. Я очень хочу познакомить тебя с Келли. Они с мужем пригласили меня на обед. Это как раз сегодня. А в пятницу вечером она планировала съездить в Квинс и навестить тетю Сару.
– Я буду очень рада познакомиться с твоей сестрой. Но тебе придется раскошелиться и купить мне подобающее платье. Я собиралась второпях. Точнее, меня собирала Ребекка. Она натолкала кучу нижнего белья и только одно платье.
У Габриеля чувственно заблестели глаза.
– Плохо же Ребекка тебя знает.
– Почему ты так говоришь?
Он наклонился и прошептал ей на ухо:
– Потому что ты спишь голой.
Возбуждение Габриеля передалось и Джулии. Она принялась теребить завитки волос на его груди.
– Ты дочитал материнский дневник?
– Да.
– И каковы впечатления?
– Все оказалось почти так, как ты предполагала. Постепенно мать убедилась, что мой отец не бросит ту семью и не уйдет к нам. Ее охватывало все большее отчаяние. Потом она вообще перестала писать.
Джулия осторожно дотронулась до его татуировки:
– Ты рад, что приехал в Нью-Йорк?
– Да. Прежде всего, у меня появилась замечательная старшая сестра. Но это не все хорошие новости. Оказалось, что профессор Бенджамин Шпигель, который долгие годы преподавал в Колумбийском университете, – мой дед.
– Бенджамин Шпигель, – повторила Джулия. – Я этого имени не слышала. Он что, тоже был дантоведом?
– Нет, он специализировался на эпохе романтизма. В аспирантуре мы изучали его работы.
– Кэтрин Пиктон на дух не переносит романтиков. Однажды она обвинила меня в том, что я пишу о Данте как какой-нибудь романтик.
