Элизабет Адлер - Персик
59
Ноэлю понравился «Крийон». Это был очень современный отель, спокойный и роскошный, а коммутатор работал просто отлично. Его телефон раскалился от звонков в Детройт и из, Детройта, а после заключительного совещания с верхушкой правления «Ю.С.Авто» он получил добро на выполнение своего плана. Завтра пятеро блестящих молодых сотрудников из отдела маркетинга «Ю.С.Авто» сядут в самолет и отправятся в Париж. Ноэль лично проинструктирует их относительно дальнейших шагов, а потом напоит и накормит, прежде чем отправить на выполнение задания.
На столе перед ним лежал список дилеров компании де Курмонов по всей Европе. Имена самых крупных и самых верных были выделены красным — во Франции, Германии, Великобритании, Италии, Испании и Португалии. Ноэлю даны полномочия предложить им исключительные права на европейское распространение имевшего успех «сталлиона» «Ю.С.Авто». Он собирался также предложить им на первых порах благоприятные условия с обещанием солидной рекламы и поддержки в каждой стране — шанс, которого они не захотят упустить, даже несмотря на верность де Курмонам. Ноэль, конечно, не собирался просить их отказываться от «флер». Это уже было лишним. Он знал, какую машину предпочтут покупатели, когда у них появится возможность выбирать между «сталлионом» и «флер». У «флер» не было ни единого шанса.
Получить «добро» из Детройта оказалось не таким уж легким делом. Правление было осторожным, но они доверяли его мнению, а когда Ноэль намекнул, что рассчитывает на удачу, потому что имеет личные связи с одним из членов семьи де Курмон, этот довод окончательно решил дело. Конечно, это была лишь первая часть плана. Он многому научился от Клер Антони… результат и количество очков, быстрые решения и умение вертеться — успех сегодня и сегодня же награда за него. Ноэль добьется выхода «Ю.С.Авто» на рынок де Курмонов, а затем, когда компания будет ослаблена из-за огромных потерь в сбыте своих автомобилей, он вклинится в нее.
Резкий звонок междугородной связи прервал ход его мыслей, и он раздраженно снял трубку.
— Ноэль? У вас все в порядке?
— Все хорошо, Пич, — сказал он, откинувшись на стуле и забрасывая ноги на стол. — Просто занят, как всегда.
— О, извините… может быть, мне перезвонить позже. У меня ничего важного.
— Важно уже то, что вы позвонили, — спокойно сказал Ноэль. — И, кроме того, нет ничего более приятного для меня, чем говорить с вами. Это гораздо интереснее всего, чем я сейчас занят.
Мягкий очаровательный смех Пич согрел холодный гостиничный номер.
— Во всяком случае, сейчас я звоню не потому, что у меня проблемы, — добавила она. — Я просто хотела рассказать вам, что Вил здесь, со мной, в Лондоне. Ваши адвокаты надавили на Гарри, и он ведет себя очень прилично — думаю, потому что знает — у него нет выбора, но лучше иметь видимость дружеских отношений, во всяком случае для Вила.
— Как он поживает? — спросил Ноэль.
— Ему должны сделать последний рентген в больнице, а после, если все будет хорошо, ему разрешат уехать со мной. Я хочу взять его во Францию, на Ривьеру. Поживем у бабушки. Там он быстро наберет силы.
Ноэль прижал трубку подбородком и заложил руки за голову. Он молчал, ожидая, что она скажет.
— Я увижу вас в Париже, Ноэль?
— Я хотел бы, Пич, но не уверен, что пробуду здесь так долго. Сможете заранее сообщить, когда будете здесь?
— Да, конечно. Я так и сделаю. — В голосе Пич звучало разочарование. — Я хотела поблагодарить вас еще раз за помощь — я не знаю, что могло бы случиться со мной без вас, Ноэль. Нет, вернее, знаю: я бы потеряла Вила. Как я могу отблагодарить человека, который собрал по кусочкам мою разбитую жизнь?
— Не нужно никаких благодарностей, Пич, — мягко ответил Ноэль.
— Я скучаю без вас, — неожиданно сказала Пич. — Мне было хорошо с вами, Ноэль Мэддокс.
— Отлично. И я скучаю. Даже больше, чем должен.
Возникла пауза, и затем Пич повторила:
— Так я сообщу, когда буду в Париже.
— Я буду ждать. — Ноэль положил трубку и, улыбаясь, откинулся назад. Жизнь была хороша и шла в должном направлении.
60
Вил Лаунсетон был смышленым ребенком. Все эти годы он чувствовал натянутые отношения между отцом и матерью и знал; что у его друзей отношения между родителями были другими. Но об отце говорили, что он — гений, а его мать была эксцентричной француженкой с очень эффектной внешностью. Всем отцам его друзей она очень нравилась, хотя сам Вил не считал ее красивой. У нее был слишком большой рот, и нос, немного вздернутый вверх, как у матери Джейка Нортрана, хотя Джейк и рассказывал мальчишкам своего класса по секрету, конечно, что настоящий нос его матери заменили пластикой. Долгое время Вила мучил вопрос, как миссис Нортран может дышать пластиковым носом, пока Пич не объяснила ему, смеясь, что Джек имел в виду пластическую операцию. Кроме того, Пич была слишком высокой и одевалась совсем не так, как остальные матери, но Вил уже перерос тот момент, когда хотелось, чтобы она выглядела как все и пользовалась своим настоящим именем — Мари или Изабель, а не Пич. Он хотел этого, когда ему было шесть-семь лет, а сейчас Вил по-настоящему гордился тем, как она выглядела, особенно на огромных рекламных щитах. Его мать неожиданно превратилась в «звезду», и авторитет Вила в школе подскочил вверх.
Конечно, он догадывался еще до несчастного случая, что что-то происходит. Тетя Августа все чаще и чаще стала приезжать в Лаунсетон, а его мать — оставаться в Париже или встречаться с ним в Лондоне, а не дома. Тетя Августа была хорошей, но он не мог представить себе, почему его отец предпочитал ее обществу Пич. Августа была легко предсказуема, с ней было скучно. Когда она гостила в Лаунсетоне, Вил знал наперед, что будет каждый день на обед; он поспорил как-то сам с собой и оказался на сто процентов прав. Но, видимо, отцу нравилось именно это.
Однако он испытал потрясение, когда, уже идя на поправку, узнал, что всегда будет жить с отцом и Августой, мать никогда не вернется. Он плакал каждую ночь и однажды даже услышал, как экономка сказала, что очень жестоко заставлять мальчика так убиваться по матери. А потом все переменилось, и жизнь снова стала похожа на прежнюю, когда он был то с отцом, то с матерью, — но никогда с обоими вместе. Вот и сейчас он в Париже, с Пич. И с этим новым человеком.
Вил подозрительно рассматривал Ноэля, сидя за столом на борту парохода «Муше». Пич же казалась довольной, все время улыбалась и была ласкова. Вил понял, ей хотелось, чтобы ему понравился Ноэль Мэддокс. Идея поехать на пароходе по Сене принадлежала Ноэлю, хотя Вил считал эту поездку смехотворной: кому нравится сидеть за ужином и смотреть из окна на все эти старые здания, даже и подсвеченные прожекторами? Когда они встретили мистера Мэддокса в «Крийоне», и тот сообщил Пич, что заказал столик на борту «Муше», поскольку считал, что это будет интересно Вилу, в глазах матери Вил прочел сигнал, означавший: улыбайся и веди себя прилично, что он и сделал. Разве он не сказал: «Спасибо большое, сэр, это будет очень интересно»? Но это не означало, что ему действительно должно быть интересно. Лучше бы он купил гамбургер и чипсы в магазине около площади Оперы и сходил на новый фильм с Джеймсом Бондом в кинотеатр на Елисейских полях, а этот американец вообразил, что Вил — турист. Да он знает Париж не хуже Лондона — и гораздо лучше мистера Мэддокса!
