Анна Тодд - После ссоры
На четвертый день я сорвалась и позвонила снова. На этот раз он был учтив и не нажимал «отбой», пока телефон сам не предложил мне оставить голосовое сообщение. На четвертый день я поняла, что я дорожу им намного больше, чем он мной. Именно весь четвертый день я валялась в постели, вспоминая те немногие моменты, когда он говорил мне о своих чувствах. Я начала понимать, что большая часть наших отношений и мои представления о том, что он чувствует, были… лишь моим представлением об этом. Я начала понимать, что пока я размышляю о возможности все исправить, наладить наши отношения и никогда их не портить, он совсем обо мне не думает.
В тот день я решила вступить в ряды обычных тинейджеров и попросила Лэндона показать мне, как закачивать музыку на телефон. Научилась и не могла остановиться. Я добавила в мобильный больше ста песен и не снимала наушники почти целые сутки. Музыка отлично помогает. Слушая о боли других, я понимаю, что не одинока в своих страданиях. Не одна я полюбила человека, который любил меня недостаточно сильно, чтобы бороться до конца.
На пятый день я все-таки приняла душ и решила пойти на занятия. Я отправилась на йогу и надеялась, что сумею справиться с воспоминаниями, которые вызовет спортивный зал. Было странно находиться в окружении радостных студентов. Все силы ушли на мысли о том, чтобы случайно не наткнуться на Хардина в кампусе. Желание позвонить ему уже прошло. Утром я сумела выпить полчашки кофе, а Лэндон сказал, что щеки у меня понемногу розовеют. Казалось, меня никто не замечал, и именно этого я и хотела. Профессор Сото дал задание написать о своих самых больших страхах, касающихся жизни, а также Бога и веры. «Боитесь ли вы смерти?» – спросил он нас. «Разве я уже не мертва?» – мысленно ответила я.
На шестой день, во вторник, я начала говорить короткими, не совсем осмысленными предложениями, которые зачастую оказывались невпопад, но ругать меня за это никто не посмел. Я вернулась в «Вэнс». Первую половину дня Кимберли избегала смотреть мне в глаза, но потом решила завести разговор, который я с трудом могла поддерживать. Она упомянула какой-то ужин, и я постаралась запомнить, что надо переспросить ее об этом, когда я смогу мыслить здраво. Весь рабочий день я смотрела на первую страницу рукописи – сколько бы я ее ни перечитывала, смысл до меня так и не доходил. В тот день я даже съела больше, чем просто тарелку риса или банан, как было в предыдущие дни. Карен приготовила окорок, но я заметила это лишь потому, что она уже раньше его готовила, – когда мы с Хардином впервые пришли к ним на ужин. Воспоминания о том вечере, о том, как он сидел рядом со мной и держал меня за руку под столом, заставили меня снова окунуться в боль. В итоге я провела полночи в туалете: меня рвало всем, что я сегодня съела, – хоть и съела я мало.
Пока медленно тянулся седьмой день, я попыталась представить, каково было бы жить без этой боли? Что, если бы я просто испарилась? Мысль меня ужаснула – не из-за страха смерти, а из-за того, что в моем мозгу таятся такие мрачные размышления. Однако это вырвало меня из падения в пропасть и заставило вернуться к реальности до той степени, какую я сейчас смогу выдержать. Я сменила футболку и поклялась никогда больше не заходить в спальню Хардина, что бы ни случилось. Я начала подыскивать недорогую съемную квартиру поблизости от офиса «Вэнса» и пыталась узнать, можно ли продолжить учебу в университете дистанционно, через Интернет. Я так люблю учиться, что не стану лишать себя этой возможности – так что это точно отменяется, – зато нашла несколько вариантов квартир.
На восьмой день я слегка улыбнулась, но все успели это заметить. Впервые за последнюю неделю съела, как обычно, пончик и выпила кофе по приезде в офис. Я быстро проглотила его и даже взяла еще. Я увидела Тревора – несмотря на мои мятые вещи и усталый взгляд, он сказал, что я прекрасно выгляжу. На восьмой день наметились перемены: я только половину времени провела в мыслях о том, что у нас с Хардином все могло сложиться по-другому. Я услышала, как Карен и Кен обсуждают предстоящий день рождения Хардина, и почувствовала лишь легкое жжение в груди.
Сегодня девятый день.
– Я буду внизу! – кричит Лэндон через дверь «моей» спальни.
Никто даже словом не обмолвился, что я задержалась здесь слишком надолго, и не спросил, собираюсь ли я искать другое жилье. За это я им очень благодарна, но в то же время понимаю, что мое присутствие когда-нибудь станет обузой. Лэндон продолжает уверять, что я могу оставаться столько, сколько понадобится, а Карен по несколько раз в день напоминает, как ей приятна моя компания. Но все-таки они семья Хардина. Я хочу двигаться вперед, решить, куда мне пойти и где жить, – я больше этого не боюсь.
Я не могу, я отказываюсь провести еще один день в слезах из-за лживого парня в татуировках, который меня больше не любит.
Спускаюсь и вижу, как Лэндон откусывает огромный кусок круассана, пачкая губы сливочным сыром и облизывая их языком.
– Доброе утро! – Он улыбается, вид у него здоровый и радостный.
– Доброе, – отвечаю я и наливаю себе стакан воды.
Пока я пью, он не отрывает от меня взгляд.
– В чем дело? – наконец интересуюсь я.
– Ну… ты… отлично выглядишь, – говорит он.
– Спасибо. Я решила принять душ и восстать из мертвых, – шучу я, и он неуверенно улыбается в ответ – видимо, думает, вдруг я тронулась умом? – Серьезно, все в порядке, – уверяю я, и он доедает круассан.
Я тоже подогреваю себе круассан, а Лэндон продолжает пялиться на меня так, словно я животное в зоопарке.
– Ну, я готова, – говорю я после завтрака.
– Тесса, ты сегодня замечательно выглядишь! – восклицает Карен, появляясь на кухне.
– Спасибо, – улыбаюсь я ей.
Сегодня я впервые постаралась привести себя в порядок, чтобы действительно прилично выглядеть. Последние восемь дней я явно забывала о своей привычной опрятности. Сегодня я чувствую себя собой. Новой собой. Обновленной после периода под названием «Хардин». Девятый день – мой день.
– Прекрасное платье, – снова делает мне комплимент Карен.
Желтое платье, которое Триш подарила мне на Рождество, отлично сидит и при этом выглядит вполне повседневным. Я не собираюсь снова повторять свою ошибку и идти на занятия на каблуках, так что выбираю простые слипоны без шнурков. Волосы я забрала наверх, выпустив пару прядей у лица. Макияж легкий, но думаю, мне так идет. Когда я проводила подводкой коричневую линию по нижнему веку, глаза слегка заслезились… да, во время упаднического периода наведение красоты не входило в список моих обязательных дел.
– Спасибо большое, – снова с улыбкой благодарю я.
