Сьюзен Айзекс - Волшебный час
— Остановись! — заорал я.
Я заломил ей руки за спину, но сдержать ее оказалось не легче, чем побороть здоровенного мужика, к ее природной силе прибавилась сила истерички.
— Если ты этого не делала, какого черта ты…
Она что-то сказала в ответ, но задохнулась и всхлипнула. Я крепко держал ее, ожидая взрыва слез или страстной мольбы: Стивен, прошу тебя, поверь мне. Как бы не так — вместо мольбы я получил удар локтем в солнечное сплетение. Это меня вырубило настолько, что я выпустил ее из рук, а сам скрючился, обхватил живот и попытался вдохнуть воздух. Господи, как же больно.
Бонни деликатно поинтересовалась:
— Я тебя не слишком ушибла? Извини.
Я не смог ничего ответить.
— Стивен, с тобой все в порядке? Где болит? О Боже.
Честно говоря, шок от боли, причиненной женщиной, которую я предпочел своей бывшей невесте, — этот шок уже прошел. Но я решил не оповещать об этом Бонни. Я позволил ей довести меня до кровати, старательно изображая полную немощь, и уложить.
— Ляг потихонечку, — посоветовала она. Когда я растянулся на спине, она строго спросила: — Ты в состоянии нормально дышать?
Она вгляделась в мои глаза, наверное, хотела проверить, сузились ли зрачки.
— Стивен?
— Нет, — пробормотал я, — не прошло.
Ей пришлось наклониться близко-близко ко мне, чтобы расслышать.
— Ты сломала мне ребро, и чудовищный обломок кости пронзил мое сердце. Я уже покойник, Бонни. Прощай, детка.
Я схватил ее за руку и потянул вниз, чтобы она села на кровать рядом со мной.
— Один, последний поцелуй.
Она сделала ужасные глаза.
— Ну ладно, — сказал я. — Опять закатишь истерику? Беги. Я не собираюсь с тобой драться. Ты слишком крупная.
— Послушай. Я должна объявить о своем местонахождении. Этот твой Робби — кажется, его зовут Робби, — он меня разыскивает. Если я останусь у тебя, он схватит кого-нибудь другого. — Она волновалась все больше и больше. — Позволь мне вмешаться, пока мой адвокат имеет возможность мне помочь.
— Возьми себя в руки.
Она глубоко вздохнула, вся дрожа.
— Ты можешь это сделать. Но дай мне еще немного времени. Если тебя арестуют, возникнут проблемы с временным освобождением из-под стражи. Это ведь убийство средней тяжести, а ты не местная. Тебя же могут засадить в тюрьму. Понимаешь?
— Да.
— Тюрьма не курорт. Там не веселятся и кино не показывают. Тебе там не понравится. Так что если смогу, я тебя от этого избавлю. А кроме того, я преследую сугубо личные цели, ты мне нужна для консультаций. Потерпи до пяти. В пять ты позвонишь Гидеону, пусть он нанимает Билла Патерно, и тогда машина завертится. Но имей в виду, если ты будешь от меня скрываться, я не смогу с тобой связаться. Твой адвокат может сказать: никаких копов.
— Но я могу объяснить, что ты мне помогаешь.
— Бонни, ты думаешь, адвокат по уголовным делам поверит, что коп из отдела убийств питает слабость к его клиентке и намерен действовать в ее интересах?
— Может, поверит.
Меня тревожила ее наивность, ну прямо какое-то «Боже, спаси Америку». Она явится, свято веря в непогрешимость Системы. И попадется в ловушку. Тюрьму она знает по фильмам про замученных баб, по жалостливым историям о грубых, но добродушных тюремных паханшах. Для нее уродство тюрьмы сводилось к уродству кинодекораций. Она не знала ни черта о ночных кошмарах, о взаимной ненависти, о насилии, о вони. Кроме тех наркоманов, которых она видела в вечерних новостях, с настоящими она не сталкивалась.
— Ты говорил, что сегодня многое сделал, почти раскрыл дело? Как далеко ты продвинулся?
— Не знаю. Черт его знает.
Я взял ее за руку. Она вырвалась. Я забыл, что не успел ей сказать, что люблю ее, что не собираюсь жениться на Линн, поэтому снова взял за руку. Но она встала и отошла к кожаной лежанке. Там, на столике, лежал блокнот и ручка. Она села, взяла блокнот. Прижала его к груди, словно это была любовная записка.
— Я прочла слишком много сказок и насмотрелась слишком много детективов, — объяснила она. — Когда я думаю обо всем этом деле, обо всем, что ты мне говорил, я начинаю подозревать даже Виктора Сантану и Мэриэн Робертсон.
— Но почему, черт возьми?
— Потому что он ревновал Линдси к Саю и знал, что Сай считал его размазней, и если бы Сай уволил Линдси, на очереди оказался бы Сантана.
— А Мэриэн Робертсон?
— Кто знает? Потому что Сай постоянно влетал в кухню, подымал крышки кастрюль, совал мизинец в ее беарнский соус, обнюхивал его, пробовал на язык и давал ей дурацкие советы вроде того, что стоит добавить в суп побольше майорану.
— Жаль, что у тебя в голове каша. У тебя был шанс стать выдающимся копом.
— Ты невысокого мнения о моих дедуктивных способностях?
— Не бог весть что.
— Я так и знала. Я отказалась от идеи рассматривать всю эту ситуацию в целом, потому что я все время пытаюсь втиснуть жизнь в сценарий детективного фильма. Я пытаюсь припомнить и проанализировать наши последние с Саем встречи, сопоставляя это с тем, что ты мне рассказывал.
— Ну, продолжай.
Она опустила спинку лежанки, превратив ее в кровать. Она переводила взгляд с меня на блокнот и обратно.
— Я думаю о том, как Сай себя вел. Что же в нем было не так?
— Отвлекись, пожалуйста, от моментов физиологической близости.
— Ну, назовем это рассеянным вниманием, — предложила она.
— Рассеянное внимание. Третьей, мать твою, степени. Как тебе угодно.
— Второй степени, — уточнила она. — Это у тебя третьей степени.
— Нет. Тебе ни с кем не было так хорошо, как со мной. Ты это знаешь. Признайся.
— Ни фига. Короче, Сай вел себя рассеянно. Это могло означать, что в его жизни происходит или должно произойти что-то очень важное. Что еще?
Я решил, что она сама ответит на свой вопрос, но она ждала, пока это сделаю я.
Я задумался. Что в последние несколько дней жизни Сая Спенсера могло происходить нетипичного? Любовь.
— Он влюбился в Линдси, — начал я. — А она его обидела. И вдруг тот, кто сам причинял зло другим, превратился в жертву. Наверное, это для него оказалось ударом.
— Верно. И что же произошло тогда? Сай и в лучшие периоды своей жизни был очень мстительным существом. А тут объект его страсти, обожания, даже любви подстроил ему подлянку. Он должен был совершенно разъяриться.
— Но в конечном счете, он не мог зайти далеко.
Я передал ей разговор с Эдди Померанцем, его слова о том, что ради денег Сай оставил бы ее на главной роли.