Джудит Майкл - Преобладающая страсть. том 1
Было и еще кое-что странное и таинственное – его отец начал читать кучу всего про телевидение: книги и статьи в газетах и журналах и отчеты, которые он получал от финансовых экспертов, от адвокатов и от бухгалтеров. Но когда Чед интересовался, что все это значит, папа отвечал, что ему просто любопытно, что он читает все это на случай, если в один прекрасный день он вздумает купить телестанцию, возможно, даже не одну, может быть, даже создаст собственную телесеть, так вот, что Чед думает на сей счет? Чед считал, что это просто потрясающе, потому что он тогда мог бы приходить на телевидение, когда захочет, и общаться там с самыми разными людьми, но до сих пор его папа так пока и не собрался ничего купить; он только продолжал читать и просматривать все, что касалось телевидения, и, наверное, обдумывать все это.
Никто не знал, что им предстоит, вот в чем была загвоздка. Не знали ни Елена с Мануэлем, не знал Чед, да и папочка тоже не знал. Ничего хорошего в этом не было, размышлял Чед. Скорее всего, все кончится тем, что они все же займутся чем-нибудь странным в каком-нибудь дурацком месте, где у его отца будет сколько угодно таких же выдумщиков-приятелей, но ни одного друга у Чеда, и Чед больше никогда не увидит своей мамы, потому что она наверняка не выберется в такое место, а папа будет слишком занят устройством новой компании, так что Чед останется совсем один-одинешенек, никому не нужный.
– Ну, так что ты скажешь, Чед?
Чед виновато выпрямился на стуле. Весь этот грандиозный праздник затеяли ради его отца, а он отключился.
– Что?
– Ты не хочешь произнести тост в честь Ника? – переспросил Тэд. – Перед ужином ты говорил, что тебе очень хочется.
– А, да, конечно.
Папа сидел с ним рядом, и Чед заметил, каким удивленным взглядом он посмотрел на бумажку, извлеченную Чедом из кармана. На ней Чед записал кое-что для памяти.
Гости собрались в отдельном зале ресторана, они с папой сидели за круглым столом, а за другими столами, которыми был уставлен зал, расположились люди, которые работали в «Омеге» в первые годы: они ужинали, переговаривались, пили вино и рассказывали друг другу нескончаемые истории о том, как начиналась компания. И когда Чед поднялся, он узнал почти всех, потому что видел их, когда приходил к отцу или когда они собирались у них в доме. Как будто родственники приходили на семейное торжество, грустно подумал Чед, и больше он не увидит членов этой большой и дружной семьи.
Он развернул заготовленный листок с речью. Тэд рассказывал ему, что такое тост, и Чед решил, что ему непременно нужно его произнести. Несмотря на такое количество гостей, тост должен был сказать кто-то из папиных близких. Если бы у него была жена, тогда, ясное дело, это бы сделала она, но жены не было, а мама Чеда не приехала на торжество – он мечтал, чтобы кто-нибудь пригласил ее, но, наверное, никто не догадался этого сделать, раз ее здесь не было, так что оставался он один. Не так уж ему хотелось подниматься и говорить речь на виду у всех собравшихся, но ему еще больше не хотелось, чтобы отец подумал, будто Чед вовсе не гордился им, как все остальные. «Так что уж ладно, – рассудил он, – надо так надо, скажу я этот тост», – и написал его накануне вечером.
– У меня замечательный папа, – читал Чед очень громко, чтобы было не так заметно, что голос дрожит, – у него все здорово получается, он всегда выслушает и никогда не ругается, если что-нибудь натворишь. И еще он никогда не смеется над тобой, если ты вдруг ошибешься, и мы все с ним делаем вместе, потому что мы любим с ним одно и то же. Как было бы здорово, если бы мы остались здесь, где у нас столько друзей и столько дел; наверное, это нельзя, но я все равно рад, что все любили пас и помогали моему папе создавать «Омегу», потому что это был его конек в течение стольких лет, ну, кроме меня, конечно. Так что, я думаю, мне нужно пожелать нам всем удачи, как это обычно делается, и сказать моему папочке, какой он замечательный, как все тут говорят, но только разница в том, что он мой, то есть он мой папа и мой друг, и это совсем другое, чем ребята в школе. И… я думаю, что это лучше всего.
Чед сел на место в полной тишине, словно все затаили дыхание. Потом кто-то захлопал, и в ту же минуту все вскочили и начали аплодировать ему и улыбаться. А его папа тоже встал, приподнял его и прижал к себе так крепко, что Чед испугался, что может переломиться. Но ему было совсем не больно, ему было даже очень здорово. Так здорово, что лучше ничего не может быть на свете. И он подумал, что, куда бы они ни поехали и чем бы там ни занимались, пока отец будет рядом с ним, пока он будет так сильно любить его, все будет отлично, и он уже никогда не будет считать себя одиноким, больше никогда.
Сибилла пригласила их на Рождество, и поскольку Чед считал, что он ни за что не может ехать один, они вдвоем с отцом прилетели в Вашингтон, как только начались школьные каникулы. Перед тем, как вместе с Сибиллой поужинать, они, как и всегда, отправились в Музей воздухоплавания и космонавтики в Мэлле, так что Чед смог пройтись по Небесной лаборатории, слазить в прилунявшийся модуль «Аполлона», постоять под самолетами, подвешенными под куполом, и застыть в изумлении перед образцами пород, взятыми с лунных гор, хотя они оба с Ником знали, что эти горы ничем таким не отличаются от гор на Земле.
Весь день они провели в музее, это был день Чеда. Следующий день будет днем Ника, и тогда они пойдут в Национальную галерею искусств, но Чед знал, что он не будет скучать: часть времени он будет рядом с отцом, а в остальное время он найдет себе занятие на тамошних аттракционах. А на следующий день они пойдут в Детский музей. Они всегда так поступали: так делили время, чтобы никому не было ни обидно, ни скучно.
Они мирно ужинали с Сибиллой все четыре вечера, которые они пробыли в Вашингтоне.
– Три рождественские дня я проведу за городом, – сообщила Сибилла Нику, когда они только собирались приехать. – Меня пригласили в гости в Вирджинию. Мне бы больше хотелось побыть с тобой и Чедом на Новый год, но я никак не могла отказаться.
В комнате Сибиллы они обменялись подарками. Ник, как всегда, чувствовал себя неуютно от беготни по магазинам, от всей суеты, которая исходила от Сибиллы и была ее неотъемлемой частью, – избежать этого было невозможно. Ник знал, что Чеду это нравится, так что ему поневоле приходилось участвовать во всем этом, чувствовать себя беспомощным и злиться на себя за это чувство, убеждая себя, что это просто слабость. Если бы он был сильным человеком, он бы послал Чеда одного к его мамочке или, по крайней мере, встречался бы с Сибиллой лишь в ресторанах и в других нейтральных местах и положил бы конец этому фарсу, который продолжался с самого их развода. Но он не знал, как быть. Он даже привез Сибилле рождественский подарок, потому что он не забыл, как несколько лет назад Чед разразился слезами, увидев, что лишь они с мамой обмениваются сувенирами. В этом году он подарил Сибилле декоративную маленькую булавку в форме прыгающего гепарда, золотого с бриллиантами вместо глаз. Ее подарок был выбран гораздо тщательнее: портмоне из крокодиловой кожи с золотыми карандашиками и ручками внутри, со сделанными из чистого серебра ножичком для вскрытия писем, ножницами, пинцетом и скоросшивателем. Все принадлежности были помечены его инициалами; выгравированные на золотой табличке, они украшали и портмоне.
