Марта Кетро - Солнечное настроение (сборник)
А потом вдруг зародилась идея, скорее абсурдная, чем конструктивная. Но в ситуации Марии Петровны, когда спасательных кругов нет, хватаются и за соломинку.
Ирина вырвала из записной книжки листок, написала на нем: «7-1-85 (1–4), код 82», протянула Марии Петровне. Та легко расшифровала:
– Дом семь, корпус один, квартира восемьдесят пять, первый подъезд, четвертый этаж. Там живет адмирал отставной?
– Раньше жил. Квартиру купили сектанты, не помню, как называются. Благостные, лилейные, все о Боге говорят и агитируют постоянно. Честно говоря, Мария Петровна, я не знаю, что лучше – наркотики или секта. Вы сами разберитесь. Они, конечно, вовсе не святые и последнее из вас, квартиру например, вытянут. Но я видела у них ребят, которые бросили наркотики и ударились в религию. Если бы существовал другой метод спасти вашу внучку, я бы его предложила. К сожалению, – Ирина развела руками, – чудес не бывает, даже в медицине.
Мария Петровна насухо вытерла лицо, свернула бумажку и положила в сумку.
– Как знала! Не напрасно к тебе пришла. Спасибо! Чем черт не шутит, а если сектантский Бог поможет, сама ему молиться буду.
– Меня не за что благодарить. Ситуация, близкая к уголовной: врач рекомендует обратиться к шарлатанам.
Ирина проводила Марию Петровну. Николенька уже спал. Второй день Ирина видится с сыном мельком, из-за этого чувствует себя обделенной, обворованной.
Павел не звонил. Задерживался и не звонил. Прежде такого не бывало. Он мог до полуночи торчать на работе, мог с приятелями загулять в пивбаре, но обязательно предупреждал, чтобы Ирина не волновалась. Еще в начале их семейной жизни случилось: он загудел с Данилой, явился в два часа ночи, Ирина лежит, калачиком свернувшись, на диване, и руки у нее трясутся. Сама почти мертвая, а руки дрожат. Она думала, что его убили, попал под машину, сгинул, больше никогда не войдет в дом, не обнимет, не рассмешит, не вспыхнет по пустяку. Ирина была воспитана в семье, в которой все друг о друге знали, кто в данную минуту где находится и чем занимается. У Павла в семье была вольница, никто ни перед кем не отчитывался. Но когда Павел увидел Ирину – дохлую кошку с трясущимися лапками, – он дал клятву, вслух и мысленно, никогда не заставлять жену волноваться понапрасну.
Нынче волнение о пропавшем муже не полыхало вселенским костром. Оно было частью других неотвязных проблем. Появление в ее жизни матери, необходимость операции, бывшая коллега Мария Петровна с ее внучкой-наркоманкой, смерть Краско, почему-то не позвонившая Изольда Гавриловна, завтрашние многочисленные вызовы, не сшитый Николеньке костюм зайца для утренника, папина гипертония, не купленные к Новому году подарки, нестираное и стираное, но невыглаженное белье, новое платье к празднику, лапша на курином бульоне, которую следует приготовить… А хочется только спать! Зверски хочется завалиться, накрыться с головой одеялом и спать, спать, ни о чем не тревожась.
Ирина поставила вариться куриный бульон. Принесла на кухню ворох белья, которое нужно отутюжить. На три часа работы. Расстелила на обеденном столе старенькое одеяло (гладильная доска в их малогабаритной квартирке не помещалась), включила утюг.
«Я сильная, справлюсь. Подумаешь – три часа. Не впервой. Павлик, где ты? Не можешь не знать, что я волнуюсь! Надо думать о чем-нибудь хорошем, вдохновляющем. Что-то в последнее время хорошего в жизни наблюдается маловато. Если бы Краско поставили правильный диагноз две недели назад, старик остался бы жив. Умер и умер! Точка! Больная из дома семь, квартира двенадцать… Ох, не простой это ревматизм! Как бы не красная волчанка! Стоп! Хватит больных! Ты дома, расслабься. Если матери удалят всю щитовидную железу, ей до конца жизни нужно пить тироксин. Ничего страшного. Две девочки из квартиры семнадцать, дом пять, обе родились с патологией щитовидной железы. Вовремя спохватились, с рождения давали тироксин. В противном случае девочки стали бы умственно отсталыми, а сейчас славные, мать их героиня, но варикозное расширение вен ей все-таки оперировать придется. Павел, где тебя носит? Почему не звонишь? Надо купить новую губную помаду, тоном посветлей. Сегодня увидела себя в зеркале – губы синюшные, как при пороке сердца. И хорошо бы дорогую крем-пудру, которая маскирует мелкие дефекты и морщинки. У Стромынской такая. Бульон закипел».
Ирина снимала пену с бульона, когда на кухню зашел папа и присел на стул. Что-то у него сегодня произошло, по лицу видно. Опять Николенька номер выкинул?
Ирина вернулась к утюжке белья. Николай Сергеевич заговорил:
– Доченька, я сегодня навестил твою маму, Марусю.
– Угу, – только и могла ответить Ирина, не зная, как к этому сообщению отнестись.
– Надушился и даже, признаюсь, позаимствовал у Павла галстук.
Николай Сергеевич подшучивал над собой, но дочь его тона не приняла.
– И как прошло свидание?
– Великолепно! Маруся совершенно не изменилась, уверяю тебя!
– Папа! Ну чему ты радуешься? – посмотрела на него Ирина. – Без вашей Маруси мы прекрасно жили.
– Вашей?
– Твоей и… не важно. Зачем ты пошел к ней?
– Зачем я пошел к Марусе? – переспросил Николай Сергеевич, мягко заменив местоимение «к ней» на личное имя. – Мы все-таки не чужие. Я рассказывал о Николеньке. Маруся хочет с ним увидеться.
– Перебьется!
– Дочь, ты выражаешься грубо, как… как…
– Как моя мать?
– Да. Между тем бабушка всегда учила тебя…
– Помню. Нельзя человеку в лицо говорить наотмашь «нет», сначала аргументируй свой отказ в максимально вежливой форме. – Одного свидания с матерью, кажется, хватило, чтобы забыть хорошие манеры. Или это гены заговорили?
– Доченька, как ты себя чувствуешь? Устала?
Папа совершенно прав. Но признаться ему, что устала, невозможно. Он и так взвалил на себя большой груз домашних хлопот и воспитания Николеньки.
– Извини, не обращай внимания. И о чем же вы беседовали с Марией Петровной?
– Коньячку выпили, молодость вспоминали, – счастливо улыбнулся Николай Сергеевич.
– И условились дружить домами?
– Пока об этом речь не шла.
– Пока?
– Ирочка, мне кажется, ты обижена на свою маму? Или я ошибаюсь? Хотел бы развеять твою неприязнь. Маруся замечательный человек…
– Это я уже слышала неоднократно. Если она такая замечательная, почему ты ей предпочел свою маму?
– Предпочел? Что ты имеешь в виду?
На сорочке Павла, которую утюжила Ирина, не хватало пуговицы. Значит, нужно идти в комнату, доставать шкатулку с нитками, подбирать пуговицу, вставлять нитку в иголку, пришивать… Сизифов труд по нынешнему состоянию. Наденет другую сорочку, завтра, потом пришью. И нечего бередить отцу душу! Будто сейчас можно что-то исправить! Сейчас можно только ранить, оскорбить воспоминаниями, предать бабушку.
