Правила бунта (ЛП) - Харт Калли

— Мы — рукопожатие, которое скрепляет сделку, — говорит Рэн, безумно улыбаясь мне. — Последний росчерк на подписи. Точка в конце предложения. Мы с тобой оба... нас отправляют в Нью-Гэмпшир, чтобы завершить наше образование, пряча от приличного общества. Знаешь, в те далекие времена, когда два заклятых врага подписывали мирный договор, они брали в заложники сыновей друг друга. Или гостей семьи. Без разницы. В качестве залога, чтобы убедиться, что оба мужчины выполнили свою часть сделки, которую они заключили. Эта ситуация очень похожа. Только оба наших родителя слишком ленивы, чтобы на самом деле беспокоиться о том, чтобы взять на себя чужого ребенка. Итак, они отправляют нас на гору, где смогут забыть о нас на следующие четыре года. Что ты об этом думаешь?

Я обрабатываю эту информацию. Однако слово «враг» все еще звенит у меня в голове, как удар колокола. Герцог Ловетт — жесткий человек, очень хорошо разбирающейся в деньгах. Люди поклоняются ему за его сверхъестественную способность превращать один фунт в пятьдесят тысяч в мгновение ока. Вполне логично, что у него были деловые конкуренты или враги, но то, как Рэн сказал «враг», наводит на мысль о какой-то личной вендетте.

— Мы будем в Нью-Гэмпшире? — спрашиваю я.

Рен кивает.

— Ага.

— И какое-то время я его больше не увижу?

— Судя по тому, как они говорили раньше, никто из нас больше не увидит наших семей, пока нам не исполнится двадцать, — стонет Мерси.

Рэн стряхивает ее с плеча.

— Сколько раз повторять, Мерс? Он не прогонит тебя.

— Как будто я пойду в другую школу без тебя. Я должна быть там, где ты, а это значит, что я тоже понесу твое наказание. — Она выглядит почти обиженной, ее глаза сияют очень ярко. Странный мальчик смягчается от ее тона. Когда он поворачивается, чтобы посмотреть на девочку, их лица в профиль настолько похожи (как мужская и женская версии одного и того же животного, отлитые из одной краски), что я понимаю, что они не просто брат и сестра. Они близнецы. Первые близнецы, с которыми я когда-либо сталкивался в реальной жизни.

— Будет весело, чудовище, — говорит Рэн. Мерси, кажется, утешается этим. Ее брат снова обращает свое внимание на меня, выгибая темную бровь. — Ну, что? Что скажешь? Академия Вульф-Холл. Будем ли мы относиться к ней как к тюрьме, какой ее задумали сделать наши отцы? Или возьмем под контроль это место и будем управлять им вместе, как боги?

Удивление пробегает по моим венам. Этот мальчик и я — полярные противоположности. Я уже знаю это по тому, как легко он развалился на этой скамейке, как будто не в состоянии выпрямить спину. Скамья — сплошная каменная плита, неумолимая и узкая. На ней не может быть удобно, и все же он делает вид, что растянулся на самом роскошном шезлонге, который можно купить за деньги. Я никогда не смогу этого сделать. Просто не смогу. Отец избивал меня до синяков за сутулость.

Я думаю о нелепости последних двадцати четырех часов — меня исключили в поезде, на полпути к швейцарскому горнолыжному курорту — и пожимаю плечами, глядя на парня, которого встретил всего пять минут назад.

— Конечно, — говорю я. — Почему, черт возьми, нет? Лучше быть богом, чем заключенным.

«Косгроув»

Всякий раз, когда Рэн начинает хандрить, он обычно закрывает бар до того, как мы начинаем пить. Так проще. Никаких неприятностей от местных жителей. Нам не нужно беспокоиться о том, что копы сунут свой нос туда, где их не хотят видеть. В конце концов, мы несовершеннолетние, и то, что Рэн владеет «Косгроув», не дает нам права напиваться здесь до потери пульса. Это все равно противозаконно.

Однако сегодняшний вечер исключение. Закрытие бара сегодня вечером сведет на нет причину того, почему мы вообще здесь. Сегодня вечером я должен встретиться со случайной девушкой с единственной целью убедить Рэна и Пакса, что у меня нет чувств к Карине Мендоса. Если я успешно справлюсь с этим, они оставят ее в покое. Она будет свободна от неприятностей, которым в противном случае подвергнется от их рук. И давайте посмотрим правде в глаза — от моих рук тоже. Я не смогу избежать участия в ее падении. Не после всего того, что я сделал с девушками, которыми Рэн и Пакс интересовались последние пару лет.

И вот я здесь, толкаюсь плечами с Паксом в баре, мрачно хмурюсь на любую женщину, у которой хватает наглости войти через главный вход «Косгроув», играю в приводящую в бешенство игру в перетягивание каната с самим собой. Я думаю, что было бы несправедливо, если бы Карина стала новой мишенью Бунт-Хауса. Мне кажется неправильным, если бы ее пинали из-за моей беспечной ошибки. Обычно я более взвешен и осторожен в проявлении любого интереса к ученицам Вульф-Холла. Но после того трюка, который она выкинула на кладбище, выглядя так разочарованно, как мой гребаный отец, мои симпатии к девушке сильно ослабели.

Может быть, небольшое лечение от Бунт-Хауса — это именно то, что нужно Кэрри. Может быть, тогда она займется своими гребаными делами и прибережет свое язвительное суждение для других людей.

Я чертовски зол, и мое настроение не улучшилось из-за странного дерьма, которое подслушал в лабиринте. Рэн — темная лошадка. Он держит свои карты близко к груди, но обычно рассказывает мне важные вещи. А это очень важная вещь. Если он вступает в такие отношения, в которых, как я подозреваю, он участвует, то это квалифицируется как очень важные вещи. Мы дерзкие, и обычно нам наплевать, какое внимание привлекает Бунт-Хаус, но под каким вниманием мы можем оказаться, если что-то пойдет не так с маленьким экспериментом Рэна… срань господня, я даже думать об этом не хочу.

— Я задумчивый, молчаливый тип. Мне нравится неудобная пауза в разговоре гораздо больше, чем обычному чуваку, но, черт возьми, Ловетт, ты, бл*дь, скажешь хоть что-нибудь? — Пакс швыряет пустую бутылку из-под пива на стойку бара. — Ты вызываешь у меня мигрень. Я прям чувствую, как ты скулишь в своей голове.

Рэн должен был встретить нас здесь тридцать минут назад. Мы намеренно опоздали, потому что мы с Паксом знаем, что наш друг постоянно опаздывает, и все же его до сих пор нет. Мы с Паксом друзья, в той мере, в какой Пакс может дружить с кем угодно, но без Рэна его острые края, как правило, сталкиваются с моими острыми краями, вызывая взрывоопасное трение, которое, как известно, стирает с лица земли целые поселки.

Стал бы я дружить с Паксом, если бы не было Рэна?

Да, несомненно, стал бы.

Был бы я счастлив от этого?

Это вопрос для другого дня. Сейчас я ничему не радуюсь.

— Хочешь поговорить о погоде, придурок? Хорошо. Сегодня вечером будет моросить дождь. Завтра нас ждет штормовой ветер. Я подслушал, как один из охранников разговаривал с Харкорт о возможном наводнении…

Пакс закатывает глаза.

— Беру свои слова обратно. Заткнись на хрен. — Он жестом указывает на Паттерсона, молча прося еще пива.

Невысокий, коренастый мужчина за стойкой мрачно хмурится, ковыляя к холодильнику и доставая еще одно крафтовое пиво для Пакса. Я никогда не видел, чтобы Паттерсон улыбался. Ни разу за всю свою жизнь. Глубокие морщины от смеха окружают его рот, предполагая обратное, но лично я считаю, что эти морщины не более чем ложная реклама. Этот ублюдок не способен на веселье. Мужчина с отвращением ставит пиво Пакса на стол и ковыляет обратно в другой конец бара, где решал судоку с тех пор, как мы вошли.

— Знаешь, — Пакс потягивает свое пиво, искоса поглядывая на меня, — ты мог бы просто признать это. Я готов смотреть, как ты трахаешься с местным жителем в любой день недели. Это лучше, чем выполнять наше задание по английскому. Но мы все знаем твою маленькую уловку… — Он машет рукой в сторону бара и нескольких шумных посетителей, стоящих у бильярдного стола. — Это маленькое представление, которое ты собираешься разыграть, бесполезно. Мне наплевать на девушек из Вульф-Холла, но я все еще гребаный человек. Время от времени мне сносит крышу. Ты ходишь так, словно не поддаешься искушению. И был таким с того самого дня, как мы встретились и до того дня, как ты сломал свой член и оказался в больнице, — растягивает он. — И хорошенькая девушка с вьющимися волосами устроила тебе словесную порку. А теперь ты, как какой-то гребаный влюбленный щенок, натыкаешься на мебель и трахаешь ее глазами.