Ты всё ещё моя - Елена Тодорова
– И куда мы пойдем, чтобы отпраздновать получение нового пояса, сын? – плавно вывожу на абсолютный позитив. – Куда бы ты хотел?
– В Марвел-парк! – определяется Кир без особых раздумий. – А после него – к дедушке с бабушкой! Они всегда ждут.
Вот уж точно. Внуков уже немало, но каждому в любое время суток рады. Никто любовью не обделен.
– Договорились, – выставляю кулак, чтобы сын по нему пробил своим.
– Пап… – вновь одним лишь тоном собирает все мое внимание. Смотрю на него, давая знать, что слушаю. – А как ты уговорил маму пожениться? Ну, в смысле, что ты делал, чтобы она тебя полюбила?
Дышать прекращаю, потому что в центре грудной клетки собирается тепло, вспыхивает и раскидывает по всему периметру жгучие искры. Подзабылись, оказывается, ощущения, когда с мелкой горячей дрожью будто бы кожа со всего тела сходит.
– Дядя Бойка говорит, что мне достаточно не быть с девчонками придурком, – продолжает Кир, пока я пытаюсь в себя прийти. – А ты что думаешь?
– Тебе нравится какая-то конкретная девушка? – приглушенно уточняю я.
– Да, – спокойно признает. Стыд за свои чувства, как часто бывает в других семьях, мы своим детям не прививаем, какими бы эти чувства ни были. – Проблема в том, что мне только шесть, а ей семь с половиной… Но, знаешь, я уже выше нее! И сильнее! – демонстрирует бицепс.
Выставляю для оценки большие пальцы обеих рук.
– Ты однозначно крут, сынок.
Картинка обретает четкость, когда понимаю, о ком он говорит. Нюта – старшая дочь Бойки, моя крестница. Тихая, милая и очень скромная девочка. Совсем не удивлен, что именно она Киру приглянулась. Это, должно быть, какая-то карма Чарушиных – влюбляться в хороших.
– Она мне молот Тора подарила! – подтверждает мои догадки Кирилл, с внушительным восторгом упоминая презентованную недавно подвеску. – А я голову сломал, что ей в ответ дарить! – сокрушенно трясет в воздухе ладонями.
Притискиваю к губам кулак, чтобы скрыть улыбку. Прочищая горло, набираю полные легкие кислорода.
– Смотри, сын, – выдыхаю, удерживая его взгляд. – Она тебе молот Тора подарила, потому что в курсе, что тебе нравится. Это уже, по сути, проявление интереса, внимания и заботы. Ты должен подумать и вспомнить, что нравится ей. Тогда твой подарок будет иметь для нее такой же вес.
– Точно! Нютик фанатеет от одной манги. Там есть такие необычные цветы… – снова на эмоциях трясет в воздухе руками. – Железные!
– Отлично.
– Мы ведь можем сделать подвеску с таким цветком для нее? Или кольцо?
– Кольцо, думаю, рано, – деликатно замечаю я.
– Тогда подвеску!
– Супер, – улыбаюсь уже в открытую. – Сделаем, сын.
– Спасибо, пап! – и бросается ко мне в объятия.
Я, прикрывая веки, осторожно прижимаю его к себе.
– Не за что, Кир. Всегда можешь ко мне обратиться. По любому вопросу, помнишь?
– Да.
Впервые задумываюсь о том, что придет момент, когда он вырастет и уйдет в мир, чтобы строить уже свою семью. По спине новая жаркая волна сходит. Но ничего ведь не поделать. Так и должно быть. Все правильно. Нам с Лизой остается только наслаждаться тем временем, которое жизнь дает сейчас.
– Ну, вот и решили, – резюмирую, когда сын отстраняется. – А сейчас пойдем обедать, пока мама не бросилась нас искать.
– Пойдем!
Едва входим с Кириллом на кухню, снова счастье в виде смеха наружу просится.
– Опача! – восклицаю на пороге, поймав улыбки сразу двух своих принцесс. – Кто тут такой красивый? Одна! Вторая! Обе Чарушины!
Полуторагодовалые дочки, в унисон повизгивая, наперебой хохочут. Мы с Киром синхронизируем. Стоящая у плиты Лиза морщится и ежится, но через мгновение вместе с нами смеется.
– Вы все невозможно громкие, – выдыхает она, когда подхожу, чтобы поцеловать.
– Надеюсь, у тебя не разболелась голова? – спрашиваю многозначительно и подмигиваю. – У меня на «тихий час» большие планы. Воскресенье – мой любимый день недели, знаешь же…
Жена с улыбкой закатывает глаза.
– У меня никогда не болит голова, Чарушин. Даже когда ты в самые сложные и насыщенные будние дни придумываешь, за чем заехать в обед домой.
– За это и люблю тебя!
– Только за это??? – возмущается шутливо.
Кир возится около манежа сестер, подавая им то одну, то вторую игрушку. Я же, естественно, задерживаюсь с матерью своих детей. Вот он, статус, выше небес. В нем и любовь, и доверие, и единение. Все, за что я так долго и так отчаянно сражался.
– Ну, конечно, не только за это, – шепчу, обнимая и наблюдая, как у Лизы выступают мурахи. – А что у нас по плану, кстати? Когда четвертый и пятый заход делаем?
– Боже… Дайте передохнуть, Чарушины! Вас уже слишком много!
– Чарушиных много не бывает, – смеюсь я.
– Точно, – поддерживает с тем же смехом. – Но по плану у нас не раньше, чем через год.
– Помню, Лиз. Шучу просто. Не бойся, – поиграв бровями, снова подмигиваю.
– Боже… – покраснев, слегка толкает ладонями меня в грудь. – Я не боюсь! Но ты меня смущаешь. И делаешь это намеренно.
– Это все твердость моя, – выдаю и замираю, пока «зеленые звезды» моей Дикарки на волне шока не превращаются в две полные луны. Срываюсь на хохот, прежде чем уточнить: – Твердость духа имел в виду. Ну и неутомимая жажда красить стены.
– Чарушин… – все, что Лиза успевает выдохнуть.
Все, потому что целую ее. Детские голоса не стихают, но наши души совершают парный прыжок и за секунду, не растеряв тепла, выше крыши оказываются. Там и