Дженнифер Уайнер - Хорош в постели
– Она не привыкла к мужчинам, – заметила Таня. Я могла бы съязвить по этому поводу, – но предпочла промолчать.
– Я думаю, все младенцы меня боятся, – вздохнул Питер. – Наверное, все дело в моем голосе.
– Джой слышала разные голоса, – ввернула я. Мать бросила на меня сердитый взгляд. Таня не отреагировала. – Она не испугалась, – добавила я. И действительно, Джой спала, чуть приоткрыв губки, длинные ресницы лежали на розовых щечках, на которых все еще высыхали слезы. – Посмотри.
Я вытерла Джой лицо и развернула ее к Питеру. Он наклонился, чтобы получше рассмотреть девочку.
– Bay! – В голосе его слышался восторг.
Он вытянул длинный тонкий палец, осторожно коснулся щечки. Я ослепительно улыбалась Джой, которая тут же проснулась, бросила один взгляд на Питера и вновь зарыдала.
– Она к тебе привыкнет, – пообещала я. – Грубая девочка! – прошептала я ей на ушко.
– Может, она голодная? – предположила Таня.
– Мокрый подгузник, – высказала свою версию мать.
– Разочарована передачами Эй-би-си в прайм-тайм, – не согласилась с ними я.
Питер рассмеялся.
– Она очень придирчивый зритель, – заметила я, покачивая Джой. – И особенно любит спортивные передачи.
Как только девочка успокоилась, я пододвинула к себе чашку с чаем, взяла с блюда в центре стола пару шоколадных пирожных, добавила яблоко из вазы и принялась за работу.
Питер одобрительно посмотрел на меня.
– Ты выглядишь гораздо лучше, – объявил он.
– Ты говоришь это всякий раз, когда видишь меня, – заметила я.
– Потому что так оно и есть. Ты просто пышешь здоровьем.
Пожалуй, он не грешил против истины. Я завтракала, обедала и ужинала, кое-что прихватывала и в промежутках, поэтому быстро возвращалась к прежним пропорциям. И мне по-прежнему это нравилось. Ноги оставались крепкими и сильными, грудь служила не только для того, чтобы растягивать свитера. Даже живот, в полосках беременности, предполагал силу и мог многое рассказать. Я всегда знала, что я женщина крупная, и теперь поняла, что с этим можно жить. Воспринимала себя как безопасную гавань, как уютное место отдыха. «Создана для комфорта, а не для скорости», – подумала я и рассмеялась про себя. Питер мне улыбнулся.
– Ты просто пышешь здоровьем, – повторил он.
– Если твои слова станут достоянием общественности, тебя вышвырнут из Центра профилактики избыточного веса.
Он пожал плечами, показывая, что это не важно.
– Я думаю, ты прекрасно выглядишь. Всегда так думал. Моя мать просияла. Я бросила на нее быстрый взгляд, мол, занимайся своими делами, и усадила Джой на колени.
– А что привело тебя в наши края? – спросила я Питера.
– Вообще-то я хотел пригласить тебя и Джой на автомобильную прогулку.
У меня защемило в груди. Мы с Джой никуда не ездили, только в больницу.
– И куда? – спросила я.
– Вдоль берега. На чуть-чуть.
Идея манила и пугала одновременно.
– Ну, не знаю. Не уверена, что Джой к этому готова.
– Она не готова или ты? – полюбопытствовала мать. Вновь я взглядом предложила ей не лезть в чужие дела.
– Я буду рядом, – напомнил Питер. – Если потребуется медицинская помощь, далеко идти не придется.
– Поезжай, Кэнни, – не унималась мать.
– Тебе это пойдет на пользу, – встряла Таня.
Я посмотрела на Питера. Он мне улыбнулся. Я вздохнула, признавая свое поражение.
– Только на чуть-чуть, – повторила я, он кивнул, очень довольный, и поднялся, чтобы помочь мне.
Конечно, уехали мы не сразу, только через сорок пять минут и с тремя сумками, набитыми подгузниками, шапочками, носочками, свитерами, бутылочками, одеялами и прочими детскими вещами, не говоря уже о складной коляске. Но в багажнике места хватило. После этого Джой устроили на сиденье для младенцев, я заняла пассажирское место, Питер сел за руль, и мы тронулись в путь.
Мы с Питером немного поболтали: о его работе, о Люси и Макси, о том, что Энди пригрозили расправой после того, как он разнес в пух и прах один знаменитый филадельфийский рыбный ресторан. Когда же мы выехали на автостраду, ведущую к Атлантик-Сити, Питер улыбнулся мне и тронул пальцем кнопку на приборном щитке. Крыша над нашими головами уползла назад.
– Сдвижная крыша! – ахнула я под впечатлением увиденного.
– Я знал, что тебе понравится! – прокричал он.
Я обернулась к Джой, уютно устроившейся на сиденье для младенцев, опасаясь, не повредит ли ей ветер. Но девочке, похоже, нравилось. Розовая ленточка, которую я вплела ей в волосы, трепыхалась из стороны в сторону, а Джой смотрела во все глаза.
Мы приехали в Вентнор, припарковались в двух кварталах от берега. Питер разложил детскую коляску. Я достала из автомобиля Джой, завернутую в большее количество одеял, чем того требовал теплый сентябрьский день, усадила ее в коляску. И мы медленно направились к воде. Я толкала коляску, Питер шел рядом. Мои волосы сверкали под солнечным светом, по загорелому телу разливалось приятное тепло.
– Спасибо тебе.
Он пожал плечами, смутился.
– Я рад, что тебе нравится.
Мы прошлись по набережной, двадцать минут туда, двадцать – обратно, потому что я не хотела, чтобы Джой оставалась на открытом воздухе больше часа. Да только соленый воздух нисколько ее не беспокоил. Она крепко заснула, розовая ленточка развязалась, каштановые кудряшки подбирались к щечкам. Я наклонилась, чтобы послушать ее дыхание, пощупать подгузник. Не обнаружила поводов для тревоги. Питер вернулся с одеялом в руках.
– Хочешь посидеть на берегу? – спросил он.
Я кивнула и достала Джой из коляски. Мы подошли почти к самой воде, он разложил одеяло, мы сели. Я смотрела на белую пену, сине-зеленые глубины, черную полосу, где соединялись океан и небо, и думала о том, чего не могла видеть: об акулах, луфаре, морских звездах, китах, поющих друг другу, неведомых мне тайнах подводной жизни.
Питер накинул мне на плечи другое одеяло и не сразу убрал руки.
– Кэнни, я хочу тебе кое-что сказать.
Я ответила, как мне казалось, поощряющей улыбкой.
– В тот день, когда вы с Самантой прогуливались по Келли-драйв... – Он запнулся, откашлялся.
– Я помню. Продолжай.
– Ну... видишь ли... вообще-то бег трусцой – не мое хобби.
Я в недоумении смотрела на него.
– Я просто... я помнил, как в классе ты сказала, что часто ездишь там на велосипеде и гуляешь, а поскольку я не мог решиться на телефонный звонок...
– Ты начал бегать трусцой?
– Каждый день, – признался он. – Утром и вечером, иногда даже в перерыве на ленч. Пока не увидел тебя.
Его решимость потрясла меня. Я-то знала, каким бы сильным ни было возникшее у меня желание увидеть другого человека, оно бы не сподвигло меня на бег трусцой.
