Фэй Уэлдон - Сердца и судьбы
– Так тебя зовут Нелл, – сказала она. – Мистер Макларен отзывается о тебе очень хорошо. Нелл такое красивое имя. Оно мне всегда нравилось.
– Спасибо, – сказала Нелл польщенно и порозовела. Она изо всех сил старалась выглядеть прожженной и злой, но без особого успеха. Хелен подумала, что девочка слишком юна, слишком худа и, вероятно, живет не дома, а это ей совсем ни к чему. Потом она поговорила о ней с Гектором, глядя сквозь стекло туда, где темный ежик Нелл наклонялся над материей.
– Она слишком юна, – сказала она. – Такая ответственность! Как-то не похоже на вас, Гектор, что вы ее взяли, да и швы у нее все-таки извилистые. Штат у нас перегружен.
– Нет, если бразильский заказ подтвердится, – сказал он. – Если подтвердится, мы будем перегружены работой. – Тут зазвонил телефон, и заказ из Рио подтвердился. «Дом Лалли» редко соглашался на подобное – полный гардероб для невозможно богатой и капризной молодой женщины, новобрачной, которая питала пристрастие к красным розам (или ее муж питал), и такой цветок следовало деликатно или броско – по усмотрению «Дома Лалли» – искусно вышить или сногсшибательно апплицировать на всех до единого предметах – от эластичного пояса до шубки.
– Но почему мы согласились? – сетовала Хелен. – Так вульгарно.
– Ради денег, – энергично ответил Гектор. – А вульгарно или не вульгарно, зависит от того, как сделать.
– Но ведь мне придется все время стоять у кого-то над душой… – Тут она воспряла духом. – Ну в конце-то концов красная роза красной розе рознь.
Естественно! Тут Гектор вспомнил про папку Нелл, и Нелл извлекли из рядов, и она вышила пару-другую пробных роз – начиная от алых бутонов и кончая буйной фантасмагорией, что совсем прогнало сон, – и неделю спустя уже сидела в мастерской, которую Хелен устроила в мансарде своего дома в Сент-Джон-Вуде, и, как сумасшедшая, вышивала розы на тканях всевозможных оттенков, плотности, текстуры, подбирая цвет и нитки с безошибочным инстинктом.
– Боже великий! – сказала Хелен, – и как это я обходилась без тебя! – А Гектору она сказала: – Мне почти не приходится ей что-нибудь указывать, она словно бы чувствует мои мысли. И так приятно, что в доме девочка – я слишком уж привыкла к мальчишкам.
– Только не вздумайте видеть в ней дочь! – сказал Гектор. – Она у нас работает. Не портите ее баловством.
Гектор считал, что Хелен испортила сыновей баловством – потакала им, позволяла делать, что им хочется, тратила на них слишком много денег. Возможно, он был прав – но им жилось счастливо, а в завете «начинай так, как намерен продолжать» никакого смысла нет. Зачем? Почему не проводить время хорошо, пока можно? Вот что чувствуют многие матери, когда их дети остаются без отцов.
– Нелл, – сказала Хелен однажды, когда Нелл уже неделю горела в розовой лихорадке. – Где ты живешь?
– В общежитии, – сказала Нелл, уловила сочувственную озабоченность и поспешила успокоить, как было у нее в привычке: – Это неплохо. Есть вода и канализация действует. Прежде я работала горничной вместо платы. Но так выходит дешевле.
И она улыбнулась. А Хелен подумала: где я раньше видела эту улыбку? (На губах Клиффорда, а то где же, но она старалась о Клиффорде не вспоминать.) Будь у меня дочка, думала Хелен, я бы хотела, чтобы она была совсем такой. Прямой, доброй, распахнутой миру. Я бы, конечно, хотела, чтобы она жила не в общежитии. Я бы хотела, чтобы она не выглядела совсем уж беспризорной, не была бы такой исхудалой, и чтобы о ней по-настоящему заботились. К черту Гектора, подумала Хелен и продолжила разговор:
– Почти все наши девочки живут дома.
– Так ведь потому, – заметила Нелл, – что вы платите им слишком мало. – И она улыбнулась, смягчая свои слова. – Но у меня нет дома. То есть родного дома. И никогда не было.
Быть может, слушай Хелен внимательнее, она расспросила бы Нелл об ее истории поподробнее и сделала бы нужный вывод, но она все еще с горечью размышляла над тем, что восприняла как обвинение. Неужели она правда недоплачивает мастерицам? Но она платит по существующим ставкам, так разве этого недостаточно? Естественно, с горечью она размышляла потому, что в глубине знала, насколько этого недостаточно. «Дом Лалли» извлекал выгоду из своей репутации и в этом отношении: если люди становятся в очередь ради чести работать на вас, им можно платить очень мало. В этом, читатель, я усматриваю естественное воздаяние. Если бы Хелен не чувствовала себя виноватой, она бы не была задета, не задумалась бы с горечью и обрела бы свою дочь заметно раньше. А так ей пришлось подождать.
Надо будет поговорить об этом с Гектором. – У тебя есть мальчик? – спросила она у Нелл, и Нелл порозовела.
– Вроде бы есть, – сказала Нелл, думая о Дее, который написал ей один раз, – а вроде бы и нет. – Ведь когда она подумала об этом, а точнее о нем, то почувствовала, что никого у нее нет. Расстояние каким-то образом рассеяло наваждение – вот потому-то, наверное, родители постоянно увозят дочерей в долгие путешествия за границей (вернее, увозили когда-то), уповая, что они забудут неподходящего возлюбленного. С другой стороны, Нелл поняла, что, любя Дея хотя бы теоретически, она избавила себя от многих разных неприятностей.
«Спасибо, нет, – могла она отвечать настойчивым мальчикам. – Ничего личного, просто есть у меня настоящая любовь…» – и они с сожалением отступали перед этой таинственной страстью и оставляли ее в покое, а если не оставляли, то прямо-таки поразительно, какой быстрый удар слева (или справа), причем не обязательно в челюсть, выработала Нелл на руллинских конкурсах. И все время улыбаясь своей пленительной улыбкой. Что за девочка! Хелен, которая знала ничтожную долю всего этого, смотрела на свою дочь, в которой не узнала своей дочери, с изумлением и уважением.
– Нелл, – сказала Хелен, – если я подыщу тебе подходящую квартиру, ты туда переедешь?
– Но мне нечем платить.
– Платить будет «Дом Лалли», я об этом позабочусь.
– Нет, не могу, – сказала Нелл. – Девочки будут против. Почему я должна получать что-то, а они нет?
Вот поэтому-то Хелен после долгих споров все-таки заставила Гектора поднять зарплату мастериц на целых двадцать пять процентов. И рынок выдержал, словно бы ничего не заметив. Тогда они добавили еще пять процентов. А Нелл изъявила согласие расстаться со своей общажкой – и, кстати, с большой радостью. Ее друзья таяли на глазах – в буквальном смысле слова: двое уже перешли на героин. Наркотики вредны тем, как теперь припомнила Нелл из опыта былых дней на Дальней ферме, что кладут конец разговорам. Если вам хочется поговорить по душам, поделиться историей своей жизни с кайфующими друзьями, можете не затрудняться! Теперь Нелл жила у Гектора и его жены. Еда отличная, горячей воды сколько хочешь, мансардочка теплая – она сэкономила, и купила мольберт, и по воскресеньям даже немножко писала. Утром она просыпалась с приятным чувством, – свойственным юным, когда у них все идет хорошо, жизнь распахивает объятия, выбор оказывается верным, – что мир принадлежит ей.
