Ольга Горовая - Обжигающая спираль (СИ)
Света не собиралась втягивать отца в это. Серьезно.
Если уж Писаренко оказался бессильным что-то изменить, значит у организаторов имелось слишком хорошее прикрытие. А в таком случае и областное СБ мало поможет. Разве что спугнет мероприятие в этот раз. А может, еще и добавит проблем Руслану, если узнают, что он так или иначе имеет к этому отношение.
Но и не объяснить, почему отказывается от их подарка — не могла.
— Что значит не полетишь? — отец не рассердился. Скорее удивился и обеспокоился. — Час назад вещи паковала, а теперь что поменялось-то?
— Пап, я вам деньги за путевку отдам, — отведя глаза, прошептала Света, а сама никак не могла сосредоточиться ни на чем. — Только не поеду. Не могу.
— Да при чем тут деньги!? — Михаил Николаевич хлопнул ладонью по столу. — Что с тобой, маленькая? Ты же с подругой ходила обедать, что она такого сказала, что на тебе лица нет?
Света прерывисто вздохнула и посмотрела на свои холодные пальцы, которые сцепила в замок.
— Я не могу уехать, пап, — опять повторила она. — Руслан…, — она запнулась, не зная, как это объяснить.
— А он тут причем? — отец недовольно нахмурился. — Ты с ним встречалась? — с проскользнувшим в голосе неодобрением и тревогой уточнил Михаил Николаевич.
— Нет, — Света покачала головой. — Не с ним. Только, у Руслана проблемы. И не могу я уехать, когда он будет разбираться с тем, во что его втянули не без помощи Ромки, — тихо прошептала Света.
— Так, — лицо полковника закаменело. — Подробно и в деталях, — потребовал он и сел напротив.
Но она только покачала головой.
— Нет, пап, я тебе не расскажу, прости, но так лучше будет. Полковнику Самойленко не стоит знать о таком, — Света посмотрела в глаза отцу. — Я расскажу тебе послезавтра, все. Обещаю. Но сейчас — ты не сможешь остаться в стороне. А твое вмешательство может навредить Руслану, — Света выдержала недовольный и обеспокоенный взгляд отца.
— Ты издеваешься?! — Михаил Николаевич снова ударил по столу. — Говоришь, что два моих ребенка замешаны в чем-то опасном, и отказываешься объяснить?!
— Ты не только наш отец, пап, — вздохнула света. — Ты еще и полковник СБ, потому я и не рассказываю, пока. Да и не грозит нам с Ромкой ничего. Руслан сразу все на себя принял. Мы и поссорились тогда из-за этого. Я за Ромку заступилась, хоть тот и правда был виноват. Но ведь брат же, — Света зажмурилась, ощущая боль при одном воспоминании о том вечере. — А Руслан… обиделся и ушел…
Светлана замолчала, не желая и не имея сил что-то еще добавлять.
Отец хмуро посмотрел на нее, но больше ничего не спросил. Может и сам все додумал. А может понял и принял, что Света больше ничего не расскажет.
— А если ты будешь в беде? Позвонишь мне? Не как полковнику, как отцу? — с каким-то отчаянием спросил папа.
— Только если это для тебя не будет опасно, папочка, — честно призналась Света и, забыв про устав, поднялась со своего места и подошла к отцу, обняв его. — Но все будет нормально, не волнуйся — повторила она, успокаивая отца.
А в уме добавила, что иначе она просто не перенесет, несмотря на всю свою обиду и боль.
Следующие сутки прошли для Светы словно в тумане.
Она не могла заниматься делами, не могла вникнуть в суть махинаций, которые прокручивала фирма, дело по которой они сейчас расследовали. И отец, поняв состояние Светы, отправил ее домой, под видом выполнения поручений.
Только и дома легче не стало. Наверное, даже хуже.
Она ничем не могла отвлечься. Все просто падало из рук, и Света замирала посреди комнаты, разрываясь между желанием позвонить Руслану или просто поехать к нему, наплевав и на гордость, и на здравый смысл.
Однако Света себя одергивала.
По причинам, которые она не знала — Руслан не сообщил ей о том, что предстоит. И какой бы не была его мотивация, наверное не стоило сейчас ему навязываться.
Света не так уж много понимала в борьбе, но кое-что помнила из рассказов Руслана — о том, что перед любым боем участники готовятся, тренируясь и настраивая себя. Ну, может и не совсем так, но Света так поняла. И насколько она могла предположить из известных фактов, у Руслана и без того имелось в запасе несравнимо меньше времени для этого, чем у его противника. Потому что, как ей казалось, тогда, в среду, на стоянке — он еще не знал, что примет вызов.
А может она просто успокаивала себя. Может искала оправдание этому мужчине и его поступкам, которые раз за разом вызывали у нее непонимание, причиняя боль.
Но Света старалась не думать о таком, говоря себе, что вряд ли бы Валентин послал к ней жену, если бы Руслан не хотел иметь со Светой ничего общего. Ни один друг не взял бы на себя такого.
И словно для того, чтобы убедиться в этом предположении, она позвонила Лине, хоть и знала, что ей не с новой подругой следует говорить.
Но Света сразу заметила и уяснила для себя — в этом круге имеются четкие, пусть и не оговариваемые правила, и никто из них не рискнет переступить границы пространства друзей.
Именно этим объяснялось то, что с ней днем разговаривала Лина, в то время, как провокатором разговора являлся Валентин.
Потому и сама Света позвонила жене Валика — так было принято, и так казалось корректным по отношению к самой Лине, если уж Света нуждалась в помощи ее мужчины.
— Валик, — вместо приветствия прохрипела Света в трубку, когда Лина, прекрасно все поняв, передала мужу телефон. — Отведи меня туда завтра. Мне надо быть рядом с ним, — попросила она, понимая, что до боли вжимает ногти в ладони.
— Он не хотел, чтобы ты там появлялась, Света, — с непонятным выражением произнес Валик в ответ. И, несмотря на смысл, Света вдруг поняла, что тот не отказывается.
— Тогда зачем ты сообщил мне о бое, если Руслан не хочет, чтобы я знала?
— Он хочет, — скупо ответил Валентин. — Но Рус никогда бы не подверг тебя опасности, даже в ущерб себе и тому пониманию, что ты можешь окончательно в нем разочароваться. Потому Руслан и запретил хоть кому-то сообщать тебе о том, что будет завтра.
Света тяжело глотнула, ощущая, как сердце пропустил удар. Ей так хотелось в это верить. До боли в закушенной щеке.
— Но ты сказал, — заметила она таким же тоном.
Валентин хмыкнул в трубку.
— Я могу выдержать пару минут его гнева, — беспечно отмахнулся он. — Но не могу и не хочу смотреть, как мой друг жертвует ради других единственным, что имеет для него значение.
