Джудит Макнот - Помнишь ли ты...
Юристы Коула прервали заседание, напомнив судье, что содержание патентов открыто для широкой публики и, следовательно, не представляет секретной информации.
Судья отмахнулся от этого замечания и спросил Уилларда, почему мистер Гаррисон использовал эти патенты, которые «недальновидно» проглядели Кушманы.
Диане захотелось зааплодировать, когда раздраженный гений принялся ему втолковывать терпеливо, словно ребенку:
— Создавать нечто новое — то же, что собирать мозаику. У мистера Гаррисона оказался полный набор деталей. Недоставало только двух кусочков — моих патентов.
— Позвольте спросить, для чего?
— Сейчас покажу.
С бесконечной осторожностью и гордостью Уиллард подошел к демонстрационному столу и, точно фокусник, который сейчас выудит кролика из шляпы, снял чехол с плоского квадратного предмета. Зрители подались вперед, но судья разглядел коробку первым.
— Вы хотите убедить суд, что сделали пиццу из патентов стоимостью сто пятьдесят миллионов долларов?
Взрыв хохота сотряс стены, и потому никто не услышал звуки, доносившиеся из коробки, которую медленно открыл Уиллард. Вынув из нее еще один плоский предмет, он поставил его на ребро и повернул к публике — и тотчас смех оборвался как по команде.
Изображение на экране восьмифунтового телевизора поражало яркостью и безупречной четкостью. Размер экрана по диагонали достигал двадцати шести дюймов, высота — двадцати одного.
И при этом его толщина не превышала пяти дюймов.
Двадцать рядов мужчин и женщин одновременно привстали с мест, затаив дыхание.
Судья с трудом сдерживался:
— Сверхтонкий телевизор! Чудо техники!
— Телевизор «Мицубиси» не сравнить с нашим, — согласился Уиллард. — К тому же японским аппаратам необходимо питание.
— Значит, это автономный телевизор на батареях? — догадался судья. — И на какое время работы они рассчитаны?
— На пять дней.
Мужчина в ряду перед Дианой медленно встал, потом поднялся его сосед. Следующий ряд тоже быстро вскочил с мест. Почему-то это зрелище напомнило Диане спешку прихожан, стремящихся покинуть церковные скамьи в определенном порядке. Не прошло и нескольких минут, как три четверти зала обратились в бегство. Оставшаяся четверть придвинулась поближе, не сводя глаз с шоу Опры на экране.
Сенатор Байере прислонился к стене, скрестил руки на груди и негромко рассмеялся, не спуская восхищенного взгляда с Коула, который негромко беседовал с юристами.
— Диана, — заявил Сэм Байере, — ваш муж — умнейший человек. И беспощадный.
Диану гораздо больше интересовала темная сторона человеческой натуры, которая заставила людей собраться на процесс, обещавший стать скандальным, и покинуть зал, как только они почувствовали, что кровопролитие не состоится. Об этом она и сказала Сэму Байерсу:
— Как только они поняли, что крови им не дождаться, то поспешили вернуться к работе.
Хихиканье Сэма Байерса быстро перешло в рокочущий смех.
— Они бросились вовсе не на работу, Диана! Они спешат найти телефоны и позвонить своим брокерам — чтобы приказать им скупать акции «Объединенных предприятий»!
— Понятно…
— А по-моему, вы не совсем поняли: Коул только что создал серьезную нравственную проблему, из-за которой наверняка поссорится не менее сотни политиков, выдвигая обвинения и контробвинения в адрес КЦБ — которая теоретически подотчетна им.
— Каким образом?
— В сущности, процесс был объявлен закрытым; присутствовать на нем разрешено лишь членам конгресса и КЦБ. Так что в эту минуту большинство людей, впопыхах покупающих акции «Объединенных предприятий», составляют конгрессмены — действующие на основании того, что можно считать «секретной информацией». — Он покачал головой. — Это мастерский удар!
Эпилог
Четвертое июля
Небо расцвело фонтанами танцующих огней и вертящихся комет, взмывающих друг за другом и падающих каскадами ослепительных разноцветных брызг.
Положив голову на плечо мужа, Диана любовалась фейерверком, вспыхивающим над озером и лужайкой в парке на территории «Объединенных предприятий». Коул и Диана выбрали уединенное место и теперь были предоставлены самим себе.
— Как думаешь, Кэл видит это?
— Да.
— И радуется? Коул усмехнулся:
— Вряд ли. Он рвался сюда, к нам.
— Надо было взять его с собой.
— Ну уж нет! — возразил Коул, целуя ее в висок. — Это ни к чему. Ты забыла, как он хотел заполучить наследника любой ценой?
— Помню, помню.
— И он добился своего. Вот и пусть теперь смотрит на фейерверк из дома вместе с няней Коннера и заодно помогает возиться с малышом.
— Но ведь…
Коул прервал возражение Дианы поцелуем и опрокинул ее на спину.
— Помнишь, когда-то ты говорила, что в юности мне многого недоставало?
Диана подняла руку и медленно провела кончиками пальцев по его щеке.
— Помню, — прошептала она, пока фейерверки взрывались ливнем звуков и огней.
— Знаешь самое главное, что я упустил?
— Нет. Что?
— Мне всегда хотелось заниматься любовью с женщиной, которая смотрит на фейерверк из-за моего плеча.
Диана улыбнулась. Она вспоминала, как три месяца назад Коул впервые взял своего сына на руки. Он пронес его по больничной палате, не сводя восторженных глаз с крошечного личика, а затем повернул ребенка к окну. «Коннер, — взволнованно обратился он к сыну, — это город Даллас. Папа дарит его тебе».
Коул изучал ее улыбку:
— О чем ты думаешь?
— Я вспоминаю, — прошептала она.
— Ты хотела бы вспомнить что-нибудь еще? — предложил он с приглушенным смешком.
Диана перевела взгляд с пестрых огней в небе на его лицо.
— Да, и очень многое.
— Помнишь ли ты…
