Ирина Степановская - Экзотические птицы
Таня еще не была у Маши дома, но про костюм спросила в первый же вечер. Они тогда решили зайти в кондитерскую.
— Как тебе наши пирожные? — спросила Маша.
— Слишком большие по весу и жирные, — ответила Таня, не придавая значения вопросу. Она была занята другим.
— Тогда я не хочу жить в Париже, — ответила Мышка. — Я без наших пирожных существовать не могу!
— Тебе костюм, наверное, мама из-за границы привезла? — спросила Татьяна, расхваливая голубую норку на Мышкиных плечах.
— Нет, отец. Он понимает толк в одежде. Кстати, тоже из Парижа, — ответила мельком Маша и перевела разговор на отделенческие дела. Почему, мол, при Тине в отделение было интересно ходить на работу, а теперь ее, Мышку, это все тяготит?
— А мне и при Тине было неинтересно, — не стала зажиматься Татьяна и ответила так, как думала. — Но вот в этом исследовательском центре во Франции какой-то интерес появился, — сказала она. — Потому что я поняла, что вижу проблему не так, как другие. Но развернуться там мне как-то не удалось, и ничего особенного я там не сделала. Правда, начальница хотела заключить со мной контракт! — не без удовольствия сообщила Таня. Пусть Мышка поймет это, когда узнает, чего Таня лишилась, решившись следовать за ее отцом.
— Отчего же ты там не осталась? По дому соскучилась? — спросила Мышка.
— Встретила одного человека, — заговорщицки снизила Таня голос. — Большого человека. Масштабного. И полюбила его.
— Я тоже, мне кажется, полюбила… — мечтательно сообщила ей Маша.
— Кого? — с интересом спросила Таня, но Маша, спохватившись, осеклась, и Таня решила, что любит она того, кого Таня знает. Или может узнать. «Неужели Барашкова? — удивилась она. — Он же старый!» Она как-то не сопоставляла возраст Аркадия и Филиппа Ивановича, который, между прочим, был даже старше Барашкова лет на десять.
У Белорусского вокзала машина проехала под мостом и свернула направо, в сторону Грузинского вала.
«Смотри-ка, престижные московские переулки!» — сказала Таня себе и, приподнявшись с заднего сиденья, взглянула на себя в зеркало заднего вида. Выглядела она хорошо. Немного даже поправилась на домашних харчах, посвежела. Это придало ей уверенности. Во дворе одного из домов машина остановилась, и шофер набрал незнакомый ранее Тане номер. Через минуту открылась дверь подъезда, и на пороге показался Филипп Иванович в широких джинсах, как у ковбоя, в вельветовой куртке, которых раньше на нем Таня не видела.
— Пойдем, покажу тебе апартаменты, в которых ты будешь жить! — Уверенно он взял Таню под руку и повел мимо консьержки на четвертый этаж старого московского дома.
— Ну, выпил сам, так налей другому! — сказала Василию Николаевичу Людмила Петровна и подставила под горлышко бутылки маленькую хрустальную рюмочку. — Хоть и гадость ужасная, а в серьезных случаях помогает! — констатировала она, но сумела сделать всего полглотка.
— Так ты закуси! — ответил муж и протянул ей на вилке кусок маринованного огурчика.
— С огурчиком легче! — согласилась Людмила Петровна и подсела ближе. Пора было переходить к ответственному разговору. — Кушай, Васечка, кушай, а я посмотрю твой альбом!
Как показалось Василию Николаевичу, который тоже прекрасно понимал, о чем будет разговор, она приступила как-то уж чересчур издалека. Василий Николаевич, профессор, доктор наук, очень уважал свою жену, тоже доктора наук, и практически всегда понимал ее. Но теперь он даже поморщился: «Куда это она клонит?»
Людмила Петровна, нисколько не обращая внимания на его замешательство, ибо тоже прекрасно знала своего мужа, стала перелистывать картонные страницы альбома.
— Какие у тебя в лаборатории работали девушки, Васечка! — вдруг ни с того ни с сего заметила она.
— Это ты к чему? — удивился Василий Николаевич.
— Вот посмотри… — Палец жены плавно скользил по старым фотографиям, переходя от совсем давнишнего времени к новому. — Вот Мариночка, прекрасный научный сотрудник, талантливейшая девочка. Вот Галочка, вот Нинель. Все девочки умницы, как на подбор. Все были не замужем, а если замужем, то быстро разводились. Вот Нонна, она уехала в Германию, роковая женщина! Она погибла там от передозировки, потому что ее оставил человек, с которым она уехала. Вот Инночка. Ангел! Теперь сидит на пенсию с больной матерью и парализованным мужем. А вот девочки нового поколения, — она перевернула страницу, — наши ровесницы и те, кто помоложе. Вот главная звезда — Наташа Нечаева.
Василий Николаевич, кажется, стал понимать, куда клонит жена. Та продолжала:
— Что с ней случилось? Толком не знает никто. Кстати, как я поняла, ты ведь в ее лабораторию хотел устроить нашу Танюшку? Так знай, там никакой науки сейчас не ведется.
— Зато в той лаборатории есть толковый парень! — ответил Василий Николаевич, у которого, оказывается, тоже были свои тайные мысли. — Интересный парень. Высокий такой, спортивного вида красавец. Его фамилия — Насенко. Кстати, он не женат. Я навел справки.
— Не Насенко, а Савенко! — поправила его Танина мать. — Вот о нем-то как раз и ходили совершенно идиотские слухи!
— В каком плане? — насторожился отец.
— Ну, в таком, что он был в связи с Наташей Нечаевой, его непосредственной начальницей, заведующей лабораторией! А она его старше минимум на пятнадцать лет!
— Ну, пятнадцать — это еще не так страшно! Есть у нас на слуху случаи и покруче! — философски заметил Василий Николаевич.
— Между прочим, и сама Наташа… — сделала выразительное лицо Людмила Петровна. — С первым мужем разошлась, потом с этим офтальмологом Серовым связалась. А он жуткий хапуга и бабник из бабников! Ни одной юбки никогда не пропустит!
— Ну что ты про Наталью взялась, — раздраженно произнес Василий Николаевич. — Она вообще здесь ни при чем. Боковая ветвь нашего разговора.
— Как это ни при чем? Васечка! — Жена ласково обняла его за плечи и положила ему на тарелку добавки. — Бывают в научных учреждениях такие счастливые пары, как мы с тобой! Бывают, Васечка, но редко! И наш с тобой случай должно рассматривать как прецедент, исключение из правил, граничащее с патологией. А Наташу я привела в качестве примера другого полюса. Умница из умниц, красавица из красавиц, а что из этого вышло? Так Наташа хоть деньги зарабатывала, работу всей лаборатории обеспечивала, а Таньке же нашей никогда до ее уровня не дотянуться!
— Почему ты так думаешь? — вскинулся, обидевшись за дочь, Василий Николаевич. — Воля у нее есть, умом Бог тоже не обидел!
— У нее желания нет! Это главное! — со значением сказала Людмила Петровна и стала разливать в толстые старомодные чашки чай. — И поэтому я тебя очень прошу, Васечка, не мешай ей! Пусть делает то, что хочет! Чтобы не залезть туда, куда совершенно не надо, ума и опыта у нее уже достаточно! А остальное… Хочет замуж, пусть пробует! Поживет с этим человеком, разберется сама, нужно ей это или нет. А насильно ты ее все равно не заставишь делать то, что она не хочет. Характером она в бабушку-сибирячку. Больно уж своевольная!
