Морально безнравственные - Вероника Ланцет

— Как всегда, — говорит Лия.

— Оставьте нас, — приказывает он, не оставляя места для дискуссий. В комнате происходит какое-то движение, прежде чем я слышу, как закрывается дверь.

— Маленькая тигрица, — начинает он, поднося мою руку ко рту. Я не шевелюсь, хотя дрожь пробегает по позвоночнику от этого ласкового прозвища и от того, что он так нежно прикасается ко мне. — Мне все труднее и труднее находиться вдали от тебя, — его губы снова и снова касаются тыльной стороны моей руки, его теплое дыхание будоражит мои чувства. Мурашки проносятся по моей коже. Надеюсь, он не замечает этой перемены или того, что я слегка вздрагиваю каждый раз, когда он проводит большим пальцем по моему запястью.

Почему он должен быть таким соблазнительным? Таким притягательным?

— Каждый год я надеюсь, что он будет последним, и ты наконец-то проснешься. Но... — он делает паузу, и по моей руке стекает струйка жидкости. Мне требуется мгновение, чтобы понять, что это слезы, так как влагу сопровождают приглушенные звуки.

Он... плачет? Из-за меня?

Он приходит ко мне еженедельно, но до сих пор он говорил со мной только о Луке — он рассказывал мне о его увлечениях, о том, как ему нравятся уроки игры на фортепиано и как его первое небольшое шоу имело успех. Его разговоры никогда не затрагивали ничего щепетильного, и я была благодарна ему за это. Больше всего я была рада услышать больше о моем малыше — подробности, которые иначе я бы никогда не узнала.

— Знаешь, когда я думал, что твоя сестра убила тебя, я был готов уничтожить каждого из них. У меня был заряжен пистолет, и я без колебаний устроил бы кровавую баню. Хуже всего то, что... — еще одна пауза, когда он делает глубокий вдох, тыльная сторона моей руки прижимается к его мокрой щеке, — если бы не Лука, я бы тоже покончил с собой. — Слова мягкие, едва выше шепота.

Мое сердце замирает в груди, его слова так сильно ударяют меня, что я почти задыхаюсь. Но я сдерживаюсь.

— В тот момент я видел только месть. Потому что они забрали тебя у меня прежде, чем я успел показать тебе, как много ты для меня значишь. — Он сжимает мою руку, его голос почти прерывается, когда он продолжает. — И иногда, как сегодня, я спрашиваю себя, стоит ли все это того... стоит ли... — его дыхание затрудняется, как и мое, когда мои глаза увлажняются. — Если ты никогда не проснешься. Что я буду делать, если ты никогда не проснешься?

— И вот я кое о чем подумал. Когда Лука станет достаточно взрослым, чтобы жить самостоятельно, я смогу присоединиться к тебе.

Мне потребовалось все силы, чтобы не отреагировать на это заявление, но, когда он начал подробно рассказывать о своих планах, включая выбранные им места, где мы сможем быть вместе вечно — криогенный сон, как он это называет, — мое сердце начало биться безудержно.

Звуковые сигналы на мониторе отражают внезапную перемену, звуки становятся короче.

— Тигрица, — спрашивает он, его голос едва превышает шепот, недоверие просачивается сквозь это единственное слово.

Должно быть, он заметил и мое сердцебиение.

Проклятье!

Но как я могу не реагировать, когда он говорит такие вещи?

— Ты меня слышишь? — его голос такой мягкий, его дыхание обдувает мою кожу, когда он начинает целовать место моего пульса.

Ему обязательно было целовать это место? Черт, здесь становится немного жарко.

Я не отвечаю, опустошая свой разум и пытаясь успокоить свое неугомонное сердце.

— Боже, если ты меня слышишь, пожалуйста, вернись ко мне. Я сделаю все, что ты хочешь, клянусь. Я никогда в жизни не убью другого человека, если ты этого захочешь. Мы можем переехать в другое место. Все, что угодно, маленькая тигрица. Только, пожалуйста, вернись ко мне.

Его полный боли крик трогает меня до глубины души, и я не знаю, как мне удается держать себя в руках. Он продолжает говорить мне об идеальной жизни, которую мы проживем вместе с Лукой и другими детьми, о том, что он никогда больше не расстроит меня.

А я колеблюсь.

В его голосе такая искренность, такая эмоциональная откровенность, что я едва сдерживаюсь, чтобы не вскочить с кровати и не броситься в его объятия.

Но это было бы слабостью.

Сколько раз я уже поддавалась ему? Только для того, чтобы снова и снова разочаровываться?

Идеальная жизнь, о которой он с такой нежностью говорит, окажется лишь иллюзией. В конце концов, она разбилась бы вдребезги, и я осталась бы как прежде — избитая, истекающая кровью и собирающая осколки своего разбитого сердца.

Эта решимость — единственное, что помогает отгородиться от всего - даже от сладкого поцелуя, который он прижимает к моим губам, когда встает, чтобы уйти.

— Что случилось, — врывается Лия через дверь некоторое время спустя.

Перейдя в вертикальное положение, я протираю глаза, вытирая небольшие струйки влаги, которые стекали по моим щекам.

— Синьор выглядел так плохо. Он что-нибудь сказал? Что случилось? — она продолжает допытываться, но я просто качаю головой.

— Ничего, — пренебрежительно махнула я рукой. — Давай начнем планировать.

Энцо может подождать.

Моя семья не может.



— Ты можешь проверить сзади? — натягиваю парик на лоб, поправляя линию волос.

— Готово, — говорит Лия, откидывая локоны в сторону, чтобы проверить, надежно ли прическа закреплена.

Сегодня вечером состоится бал, о котором говорил Энцо, и, к моему большому удивлению, это маскарад. Это значит, что никто не узнает, кто я, и я смогу смешаться с гостями. И если то, что он сказал о присутствии моих родителей, верно... то, думаю, это прекрасная возможность побеседовать с моими предками.

Я приложил немало усилий, чтобы убедиться, что никто не сможет распознать мою внешность. Все мое лицо покрыто гримом, и Лия помогла мне записаться на прием к профессионалу. Визажист подчеркнул мне щеки и челюсть, так что, когда я наконец надену маску, я буду совсем не похожа на себя.

Сделанная полностью из черного кружева, маска податлива и идеально прилегает к верхней половине лица, защищая мою личность. Я бы еще надела пару синих очков, для надежности.

— Если бы я не знала, что