Совершенство - Татьяна Миненкова
— Тупака Шакура, — легко угадывает Марк, хотя я о таком исполнителе впервые слышу. — Он выпустил под этим именем один из альбомов. Пел хип-хоп о тяжелой жизни в гетто, расизме, насилии и бедности.
Пожимаю плечами:
— Не слышала его песен.
— За рубежом он был довольно популярен, пока не погиб в перестрелке в девяносто шестом, — просвещает меня Нестеров, не отводя взгляда от дороги.
Понятия не имею, куда мы едем, но мне сейчас настолько хорошо и спокойно от присутствия Марка рядом, что в общем-то все равно куда, лишь бы побыть с ним еще немного. Когда мы так беседуем, как ни в чем ни бывало, сами собой забываются все ссоры и споры, обиды и разногласия. Аромат бергамота, исходящий от мужчины, уже проник в мои легкие, даря легкость и комфорт, расслабляя и успокаивая.
Нестеров останавливает машину у небольшого торгового центра и выходит, ничего мне не говоря, а я откидываю голову на кожаное сиденье. Устало прикрываю веки.
Я ведь не так давно боялась Марка. Помню, какую панику вызвал он у меня при первой встрече. Как давила его тяжелая аура при второй. Как я надеялась держаться от него подальше при третьей. И как сейчас один только его запах или голос действуют на меня, словно наркотик, вызывая жар внутри и ускоряя сердцебиение до симптомов тахикардии.
Открываю глаза лишь когда приглушенно хлопает дверца водителя, сигнализируя о возвращении Нестерова в машину.
— Знаю, как ты не любишь принимать помощь, особенно от меня, но это для пса, так что не считается, — с улыбкой объясняет он, протягивая шуршащую упаковку, и в полумраке салона я не сразу могу различить, что это.
При ближайшем рассмотрении в ней оказывается новый поводок и ошейник в виде цепи с шипами вовнутрь. Возмущенно восклицаю:
— Ему же больно будет!
— Во-первых, не будет. Его породу выводили специально для собачьих боев, и путем селекции добились снижения болевого порога, — флегматично отзывается Нестеров, когда Лэнд снова выезжает на дорогу с парковки торгового центра. Добавляет, пожав плечами: — А, во-вторых, этот пес гораздо сильнее тебя и нуждается в контроле. Но, если нравится на прогулках болтаться за ним, словно воздушный шарик на веревочке, можешь вместо строгого ошейника продолжить надевать на него обычный.
— При этом, ты ничего не имеешь против того, что я живу с такой собакой бок о бок? — отчего-то усмехаюсь я, хотя могла бы и обидеться.
Проверяю пальцем шипы ошейника, оказавшиеся не слишком острыми для того, чтобы впиться в кожу, как я успела представить. Осторожно примеряю Маку позвякивающую обновку. Пес, которого сегодняшняя погоня вымотала не меньше меня, не выражает недовольства.
Марк серьезно отвечает.
— Пока ты живешь в «полтиннике» — не имею.
— Откуда ты об этом знаешь? — смущенно отвожу глаза, потому что мое новое место жительства, являющееся по совместительству одним из криминально знаменитых домов города — не то, чем можно гордиться.
Лэнд Крузер возвращается на Баляева, уверенно двигаясь в потоке машин, заметно поредевшем после того, как закончился «час пик». Марк, словно не заметив моего смущения, усмехается, немного разряжая этим обстановку:
— Представь себе — завел профиль в соцсети.
— И давно?
Судорожно пытаюсь припомнить, какой информацией успела поделиться с подписчиками в последние дни и радуюсь, что ни слова не говорила там о Нестерове. Однако все равно чувствую непонятный дискомфорт, который лишь усиливается после короткого ответа Марка:
— Позавчера.
Позавчера. Тогда, когда фото с ним выложила Зорина. И к кому из нас обеих он хотел быть ближе, решившись зарегистрировать профиль? На фоне вчерашней ревности к Ане, этот вопрос мучает настолько, что думать ни о чем другом не получается. И когда машина уже поднимается к дому по извилистой дороге на сопке, я задаю его, хоть и не напрямую:
— Зачем тебе это? Ты ведь столько лет как-то без профиля в соцсетях обходился.
— Обязательно сообщу тебе, когда сам пойму, — Марк поворачивает руль, заставляя Лэнд Крузер повернуть во двор «полтинника», каким-то чудом вмещая его широкие габариты между припаркованными автомобилями и дверями подъездов.
Неопределенность, оставшаяся внутри, заставляет чувствовать себя шарнирной куклой, подвешенной за тонкие ниточки. Хмурюсь и нервно закусываю нижнюю губу, понимая, как сильно желаю знать о сути отношений Нестерова с Зориной и как не хочу сейчас с ним расставаться. Но не приглашать же его к себе. Нестеров и «полтинник» — что-то за рамками совместимости. Поэтому, когда он глушит мотор Лэнда, я кладу ладонь на его запястье, пробормотав:
— Не провожай. Сам же сказал — теперь у меня есть защитник.
Марк поворачивается ко мне, но не дает убрать руку, накрывая своей широкой ладонью. На мгновение опускаю веки, не в силах скрыть того, как приятно его прикосновение.
— Как скажешь, милая, — негромко произносит он и от бархатного голоса теплеет в груди, словно там загорается маленький жаркий огонек.
С ума схожу от желания остаться с Марком, потянуться губами к его губам, ощутить его кожу под кончиками пальцев. Но мне не хватает уверенности в том, что он не оттолкнет. Не скажет, что я слишком разочаровала его. Не предпочтет мне другую. И я просто замираю, в надежде на то, что Нестеров даст мне какой-нибудь знак, свидетельствующий о том, что я нужна ему так же сильно, как он нужен мне.
Пока знаю лишь то, что он раз за разом помогает мне, заботится, спасает. Но это совсем не то, чего бы мне хотелось.
Воздух густеет и время замедляет ход. Есть только мы сейчас. Только наши соприкасающиеся ладони, соединившиеся в полумраке салона взгляды и шумное дыхание.
— Ты всё ещё злишься на меня? — шепотом спрашиваю я, не в силах терпеть неопределенность. — За то, что случилось на острове.
Марк отвечает тихо и серьезно:
— Я злюсь на себя, а не на тебя, милая.
— За что?
— За то, что с тобой не могу руководствоваться разумом и совершаю один идиотский поступок за другим, — признается он, а я грустно усмехаюсь:
— В последнее время легко могу с тобой в этом посоревноваться. В моей жизни теперь происходит такое, что я пару месяцев назад даже представить себе не могла, Марк.
Не разрывая зрительного контакта, он легко касается кончиками пальцев моего виска, ведет вниз по щеке, спускается к губам и, с нежностью погладив большим пальцем подбородок убирает руку. Произносит, пока я застыла, завороженная этим движением:
— В том и проблема, что мы
