Жанна Режанье - Ловушка для красоток
Ларри Портер крепко держал Долорес за руку, когда они спускались по трапу в аэропорте Лас-Вегаса. При этом он улыбался от уха до уха.
Аэропорт оглушал звоном игровых автоматов, гудением кондиционеров, объявлениями диспетчеров.
— «Дворец Цезаря», — сказала Долорес таксисту. Машина помчалась по Стрипу сквозь многоцветие вечерних огней — вспыхивающих, подмигивающих, пылающих, закручивающихся в спирали, взвивающихся гигантскими ракетами, параболами, гиперболами, пунктирными эллипсами и изукрашенными шпилями.
— Самый волнующий миг моей жизни, — прошептал ей Ларри. — Я люблю тебя, Долорес!
— И я люблю тебя, мой милый, — ответила она. — Люблю навеки.
Холл «Дворца Цезаря» кишел шлюхами и гангстерами, сальными сутенерами и дельцами в строгих костюмах, старыми дамами в нейлоновых платьях в цветочек, профессиональными игроками и просто жульем. Народ толпился у рулетки, у карточных столов, у игры в блэк-джек и игровых автоматов.
Долорес и Ларри получили номер как муж и жена. Через несколько минут они подтвердили свои отношения.
— Мне здесь уже надоело, — заявила Долорес после достаточно скучной ночи. — Поедем во Флориду!
Они успели на послеполуденный рейс на Майами. Там они разместились в «Фонтенбло», Долорес сделала еще ряд покупок и заставила Ларри сходить в банк и показать ей документы, доказывающие, что Натан Уинстон приходится ему отцом.
— Добрый день, — запел сахарный голосок на другом конце провода. — Национальные авиалинии к вашим услугам! Наши телефоны сейчас, к сожалению, заняты, поэтому просим вас подождать минутку, и мы обсудим с вами ваши планы путешествия.
Минутка прошла, и Долорес заказала себе билет на Нью-Йорк.
Ровно через шесть часов ее такси остановилось перед роскошным домом, где проживал Натан Уинстон.
Дворецкий Освальд проводил ее мимо коллекции картин Брейгеля в кабинет, где размещалась коллекция шумерских статуэток с узловатыми выбритыми головами и коллекция микенских богинь со змеями. Натан Уинстон ожидал ее, сидя на лимонно-желтом диване.
Он почти не изменился. Все та же рослая и крепкая стать, грива седых волос, стиснутые кулаки, неулыбчивый рот, уголки которого, правда, опустились ниже, чем раньше. Римский нос, так похожий на нос Ларри, еще сильнее покраснел и припух от очередной простуды.
Долорес предъявила ему конверт с документами.
— Здесь ксерокопии, — отметила она. — Я владею оригиналами, которые сейчас находятся на хранении в «Морган Гаранта». Это стоит полмиллиона. Можно в ценных бумагах.
— Я вижу, ты не изменилась, — сказал Натан. — Самая ловкая хищница во всем городе.
— Не только в этом городе, но и в ряде других, можешь не сомневаться!
Долорес позволила себе хихикнуть.
Натан смотрел на нее непроницаемыми глазами.
— Ну а если я откажусь? Долорес пожала плечами.
— Это твои похороны. Я в предвыборной кампании не участвую. Тебе решать. Это ты знаешь, стоит ли того твоя политическая карьера, твое будущее, твоя жизнь. Впрочем, возможно, ты считаешь, что твоя жизнь уже закончена? Я-то тебе еще тогда сказала, что ты человек конченый. Помнишь?
— Помню, — сказал он с ненавистью.
— Но, видишь ли, ты оказался более живучим, чем я предполагала. Ты, может быть, и тухляк, Натан, но за жизнь ты цепляешься здорово, так что если ты рассчитываешь еще по-брыкаться некоторое время, если тебе еще важны политическая репутация и слава, уж не говоря о твоем бизнесе, тогда ты мне заплатишь. Тут нет вариантов.
Натан побагровел:
— Что ты сделала с моим сыном, тварь?
— Если уж кто не имеет права выступать в защиту сына, так это именно ты, гладкий ты сукин сын, старый пердун!
У Натана колени ходили ходуном.
— Я слышал, у тебя ребенок, — прошипел он, — мне жалко этого беззащитного ублюдка, который не просил, чтобы его вытащили на свет. Ему, бедному, еще предстоит узнать, какая дрянь его мамаша. Кстати, что ты сделала с маленьким сукиным сыном? Спустила в унитаз? Или он пока жив и ты его прячешь?
— К твоему сведению, у меня прелестная дочурка — само очарование, — высокомерно ответила Долорес. — За ней присматривает квалифицированная няня. Не то чтобы это имело хоть какое-то отношение к предмету нашей беседы, но раз уж ты спросил, я думаю, что будет лучше, если ты получишь ответ.
— Допускают ли Генри Гаупта к ребенку? Он видится со своей дочкой? Или это не его дочка вообще? От кого у тебя ребенок? От очередного французского кобелька?
У Долорес сузились глаза.
— Вот что, Натан. Я сюда пришла не для светской беседы и не для того, чтобы рассказать о себе. Я пришла с конкретной целью. Ты выслушал мои условия, так что теперь решение за тобой — можешь принять их или отвергнуть. Я готова дать тебе сорок восемь часов на размышление. Ты можешь либо внести выкуп в «Морган Гаранти», либо приготовиться к перворазрядному скандалу. Выбирай.
Сорок восемь часов спустя условия Долорес были выполнены.
Еве казалось, будто она вышла на свободу после длительного тюремного заключения — жизнь начиналась снова! Она наняла для Эндрю няню, которая присматривала за малышом несколько часов в день, а сама моталась с утра до вечера. Собеседования, утомительные съемки для каталогов — Ева бралась за любую работу. Она выматывалась до предела, но и заработать могла до двухсот — двухсот пятидесяти долларов в сутки. Ева считала, что ей сам Бог посылает все это, учитывая, что потиражные почти совсем иссякли. Однако в агентстве Еву заверили, что в ближайшее время восстановится ее былой рейтинг — агентство трудилось над этим.
Опять началась круговерть приемов, коктейлей, премьер и прочего — Ева получала больше приглашений, чем могла использовать.
С Брюсом Форменом она познакомилась на одном из светских приемов с коктейлями. Это его фирма, «Формен-Уоршэм», производила крекеры «Тайк-э-Крэк», реклама которых включала в себя и телеигру — ту самую, что Ева вынуждена была оставить из-за беременности. Когда она участвовала в ней, Брюс был для нее только именем, которое окружающие произносили с благоговейным страхом. Теперь их познакомили, и Ева с удовольствием отметила, что он ей приятен: его рукопожатие оказалось твердым и дружелюбным, разговаривая, он смотрел в глаза собеседнику, к тому же от него пахло очень изысканным лосьоном.
Ева обрадовалась, когда Брюс попросил ее на другой день зайти к нему в контору.
— Есть кое-что. Возможно, это вас заинтересует.
Контора Брюса Формена была обставлена дорого и в спортивном вкусе — на стенах, обшитых сосной, было развешано множество литографий с лошадьми, бегами и прочим. Брюс усадил Еву напротив своего письменного стола в кресло, обтянутое белоснежной кожей, и углубился в изучение ее альбома.
