Любовница. По осколкам чувств (СИ) - Коэн Даша

Парни переезжают с закуской и выпивкой ко мне поближе, с улицы в помещение входит с тарелкой ароматного шашлыка Хан и недоумённо смотрит на то, что мы мутим у белого рояля.

— Нормально же сидели, пацаны, что началось-то? — недоумевает Марк, но парни только подзывают его к себе, коротко рассказывая незамысловатые правила игры.

А затем я ещё раз контрольно пробегаюсь по клавишам и начинаю отыгрывать знакомые мелодии или вовсе бессмертные хиты. Мужики выхватывают волну азарта, и их ор гремит у меня в ушах.

Я переключаюсь. Немного поддаюсь этой беззаботной эйфории. Точнее, выхватываю от неё маленький кусочек, который действует на меня как долгожданная анестезия. Выдыхаю облегчённо. Паника почти не топит меня в своём ядовитом мутном озере. Безнадёжность не долбит по мозгам раскалённым добела молотом. Горечь не выкручивает суставы. Чувство вины не дробит кости.

На короткий час я снова почти тот самый беззаботный Данил Шахов, что был раньше.

— Ужремся так быстро, пацаны, — отставляет от себя бокал Марк, — давайте-ка в баньку сбегаем, пошлёпаем друг друга веничками по волосатым попкам.

И вот тут-то, в парилке меня и начинают аккуратно и ненавязчиво обрабатывать. Будто бы невзначай вытягивать причины моего смурного настроения, а я только и вижу, как виновато отводят свои бородатые хари Хан и Ветров.

Разболтали гады!

— Вот спасибо вам, мальчики, — фыркаю я.

— Да ладно тебе, — отмахивается Рома, — все же свои.

А мне к сказанному и добавить больше нечего. Я упорно считаю, что та «шляпа», которая со мной творится — это да, жутко неудобная и затяжная болезнь, но, на моё счастье, излечимая. Типа ангины или гайморита — хрень полная, но однажды пройдёт без следа.

— Данил, — спустя минут пять молчания заговорил Стас Гордеев, — ну так что ты не разведёшься-то?

— Я финансово подвязан, — и я коротко, но красочно обрисовываю свои неутешительные перспективы, — слиться не вариант, так как мне попросту негде сейчас взять деньги, которые я торчу банку. Да и вывести активы из северных дочек я, естественно, не могу, потому что весь вдоль и поперёк обложен банковскими ковенантами.

— Ладно, жопа капитальная, согласен, — кивает всё он же, — но управление там на ком, Дань?

— На мне. Всё, блядь, на мне. Я бы уже давно ёбнулся, если бы Ветров меня в общих вопросах не страховал.

— Вот была у меня мысля постебать тебя в такой патовой ситуации, Шахов, по жести так постебать, но я резко передумал. Хотя я прям этого ждал!

— Не ты один, — хмыкнул Марк.

— Ну тут и ежу понятно почему. Во-первых, ты и так по уши в дерьме, Данилка, — закинул руки за голову Ветров. — А, во-вторых, мне приятно, что ты меня так сильно любишь. Но тебе Стасичка сейчас тонко намекает пойти ва-банк, в договорённостях с Ильясовым. У тебя же чёрный пояс по шантажу.

Я усмехнулся и покачал головой.

— Ты забыл? — ткнул меня в плечо кулаком Ветров, и я тут же сунул ему под нос средний палец, а потом резонно заключил.

— Делать подобное ради женщины — это безумие, парни.

— Не только ради женщины, Дань, — возразил Демид.

— Ради себя, — потрепал меня по плечу Ян.

— Ради вашего совместного будущего, — кивнул Марк.

— Ради любви, — улыбнулся Рома.

— Идите в жопу! Вы на что меня вообще подбиваете? — насупился я, но внутри уже слишком сильно и почти на вынос бесновалось ополоумевшее от надежды сердце.

— Вступай в нашу секту влюблённых идиотов, сын мой, — загоготал Хан.

— Аминь! — заорали все вокруг, но я только смачно выматерился и встал с прогретой банной полки.

— Нет. У меня. Никой. Блядь. Любви! — прежде чем выйти из парилки, отчётливо и чуть ли не по слогам выдал я.

— Тогда почему ты похож на ходячий труп, Шахов? — прилетело в спину от Ромы.

— Потому что гладиолус, — огрызнулся я и наконец-то вышел вон.

Стянул с себя мокрую простыню, накинул на распаренное тело халат и снова двинул на террасу. Там, не чувствуя вкуса, зажевал прямо с шампура целый шашлык и хлопнул залпом стакан пенного. А затем хмуро посмотрел на шайку-лейку, что ввалились в помещение вслед за мной.

Стремясь избежать дальнейшей бесперспективной полемики вокруг моего невозможного развода, я развернулся и снова отправился за рояль, спеша побыстрей забарабанить по клавишам. Всё подряд. Всё, что в голову взбредёт.

А сам в мозгах, как на репите, прокручиваю их долбанные, отравляющие душу слова.

«Ради себя… ради будущего…».

Загибаюсь.

Пальцы соскальзывают с клавиш. Рвано дышу, пытаясь справиться с неожиданно резкой вспышкой боли за рёбрами. Задыхаюсь. Бью себя кулаком в грудь. Потом ещё раз — сильно. Благо никто не обращает внимания на мою агонию.

Только лишь тяжёлая рука Ветрова ложится мне на плечо и чуть сжимает в утешительном жесте. Протягивает мне бокал. Снова опрокидываю его залпом и отставляю в сторону.

— Сука! — тихо рычу.

И зло вдариваю по инструменту, наигрывая рвано незамысловатую мелодию. Рома, очевидно, пытаясь разрядить атмосферу, начинает подпевать, и почти тут же остальные парни подключаются, нестройно горлопаня слова знакомой всем и каждому песни.

Время пострелять, между нами пальба, пау, пау.

Па-па попадаешь в сердце, остаёшься там, любимка…

Не выдерживаю и тоже срываюсь, потому что текст так чертовски подходит под ту срань, что творится в моей грёбаной жизни.

Между нами Contra

Это Mortal Combat…

Любимка…

Последняя нота что-то окончательно рвёт внутри меня. И я резко сбиваюсь, и прекращаю играть. Захлопываю клавиатуру клапом и прижимаюсь к нему лбом. Сглатываю, хапаю воздух ртом, но вдохнуть не получается.

И в висках вдруг запульсировали слова Ветрова и Хана, сказанные мне неделю назад:

«Это не пройдёт… будет только хуже…».

Тогда я отмахнулся от этих слов, словно от назойливых мух. А теперь вот — получи и распишись, Шахов.

Я будто бы иду на дно и та жалкая морская пена, которая всё это время ещё хоть как-то держала меня на плаву, просто исчезает на глазах.

И всё.

— Я не могу! Я не могу…без неё, — шепчу сбито и хрипло, — дышать…

Я проиграл…

Данил

— Всё, Шах, всё! Давай выдыхай! И пойдём уже, немного сменим направление твоего энергетического вектора, — тащит меня за халат к столу Ветров.

— Ром… блядь, плохо мне… отвали.

— Сейчас будет хорошо. Просто тебе на сегодня хватит грузиться. Дай своему серому веществу передышку, а то оно вскипит и вытечет через все доступные отверстия. И что потом? Думаешь, ты будешь своей Лере нужен без мозгов?

— Я ей и с мозгами не нужен, — бурчу я.

— Вангую — нужен. Я тебе больше скажу — она влюблена в тебя до усрачки, Данилка! А обижается она на твою женатую задницу, потому что ты ей врал почти полгода не краснея. Ну и дом спалил — это тоже не есть гуд.

Я отмахиваюсь от его слов. Я вообще от всех отмахиваюсь. Просто сажусь за общий стол и принимаю участие в разговоре чисто автоматически. Спросили — ответил. А внутри черепной коробки тем временем кипят мысли.

И чувства, незнакомые мне прежде, но невероятно острые и сильные, стискивают мою грудную клетку колючей проволокой. Давят на меня. Обманчиво стихают, а затем снова начинают рвать меня на части.

А я не знаю, как их осознать. Не имею малейшего понятия, как с ними смириться или справиться.

Чувства…

Так стоп!

Шахов, иди спать, ты в дугу! Утро вечера мудренее!

Вот просплюсь от души, встану огурцом и до меня дойдёт, что вся эта мрачная история, которую я себе нафантазировал — всего лишь пьяный гон моих уставших извилин.

Я просто заебался! Вот и всё.

А всё ли…?

Спустя, казалось бы, вечность встаю из-за стола и киваю мужикам, которые пустились в философские разговоры о политике и курсе рубля. По памяти поднимаюсь на второй этаж и заваливаюсь на кровать в гостевой спальне. Лежу долго и упорно, не шевелясь, пока наконец-то не забываюсь тревожным, поверхностным сном.