Барбара Брэдфорд - Женщины в его жизни
Он был один. И он был одинок.
Он был отчужден от людей, в чьей близости он нуждался. Женщины, с которыми он был в связи, больше не доставляли ему радости. Его дети, похоже, для него потеряны. Быть может, это временно, быть может, еще есть шанс наладить отношения с Аликс; но как бы там ни было, в данный момент он не мог обратиться к ним. И вот теперь он оказался перед новым фактом: его работа, самая постоянная из всех его страстей, его гордость и величайшее удовольствие, начинала ему надоедать.
Эта мысль была невыносима. И если по правде – она дьявольски напугала его.
Да, Максим, сказал он себе, ты дошел до ручки, и дальше ехать некуда. Все удручающе скверно. По всем статьям личной жизни ты должник… эмоциональный банкрот.
Вялая попытка мысленно пошутить на свой счет не умалила его страданий; он глубоко несчастный человек, и суть именно в этом. Но коли так, то не было ли счастье заезжим гостем, навестившим его лишь на короткий миг, в пору его молодости?
Он попробовал вспомнить, в какое время он чувствовал себя счастливым, и цинично усмехнулся сам себе. Счастливый – до чего же оно затаскано, это слово. Кто, черт подери, бывает счастлив? По крайней мере, достаточно долго. Его удачливые знакомцы казались довольными или достигшими определенного покоя, но можно ли было считать их счастливыми?
Он встал и принялся беспорядочно ходить по комнате. Мысли роились, шли по кругу.
В конце концов ему удалось немного успокоиться, чтобы взглянуть на вещи более трезво, сгруппировать хаотичные мысли и сосредоточиться на воспоминаниях о женщинах в его жизни.
Если точнее, то на двух женщинах.
Адриана. Его жена. И Блэр. Его любовница.
Блэр склоняла его к браку. Адриана не признала бы даже самого слова «развод». И его зажало в тиски между ними двумя, причем одна была непримиримее другой.
Он не был уверен, что хочет продолжать жить с Адрианой. И в то же время, так ли уж он хотел развестись с ней? Какие, в свою очередь, чувства он питал к Блэр? Могла ли женитьба на ней разрешить его проблемы? Он вспомнил вдруг кое-что, и это его рассмешило. Некий знаменитый острослов однажды сказал, что, когда мужчина женится на любовнице, он создает вакансию. Если бы он женился на Блэр, появилось ли у него искушение заполнить эту вакансию? Найти себе новую любовницу взамен той, что стала его женой?
Конечно, подобная мысль была донельзя циничной. И хотя он рассмеялся вслух, ему было вовсе не весело. Неужели он превратился в мужчину, который всегда будет испытывать потребность в любовнице независимо от того, каков его брак? Надо похоронить эту мысль, приказал он сам себе.
Перед мысленным взором Максима возникли люди, занимавшие важное место в его жизни. А каким был он в их представлении? Ему не захотелось раздумывать над этим.
Для Адрианы я неверный муж, стремящийся избавиться от брачных уз.
Для Блэр я любовник, но уже не тот, что прежде, – менее внимательный, с головой погруженный в работу.
Для Анастасии – лучший друг, но никак не более.
Для собственных детей я – по горло занятый своими делами богатый бизнесмен-отец, у которого никогда нет времени для своих отпрысков. Мне отведена роль мрачного зануды. Я нужен, поскольку оплачиваю их счета, но в их глазах я давно уже не любящий отец, некогда обожаемый ими.
Для моей матери я – предмет ее наибольшей гордости, быть может, ее любимец, и тем не менее половину времени она тратит на то, чтобы пилить меня за мое поведение в личной жизни, с которой она не в силах примириться.
Но я же вовсе не такой, каким они меня представляют, сказал он сам себе. Все они глубоко заблуждаются, по-настоящему не знают меня. А в общем, я и сам толком не знаю. Почему я тут нахожусь, какова цель моего пребывания на этой планете? Только ради того, чтобы делать деньги, заниматься бизнесом? В конце концов, чего ради все это?
Подобные допущения были для Максима столь ошеломляющи, столь неприемлемы, что от удивления у него перехватило дыхание, и он прекратил хождение по комнате. Он должен был положить конец этому состоянию. Он не смеет признавать нормальным подобный ход мыслей и искать для них оправдание.
Но в конечном счете он не мог наложить запрет на эти тревожные открытия в своем «я». Ведь все это было неопровержимой правдой, и потому не имело ни малейшего значения, каким образом он все это мысленно рассудит и утрясет. В итоге он должен найти мужество и признаться самому себе в том, что ему предстоит расплата за катастрофические ошибки его жизни и осознание всей глубины своего несчастья. Причем чем скорее, тем лучше.
Было три часа ночи, когда Максим лег спать.
По-настоящему он не спал, лишь ненадолго забывался тревожным сном и вновь просыпался. Это продолжалось в течение нескольких часов. Наконец около шести он поднялся, принял душ и побрился. Марко принес ему кофе и тосты, и за завтраком Максим написал подробную инструкцию для Грэм, объяснив, что от нее требуется в Лондоне, и набросав стратегический план предстоящей встречи с Монтегю Рестоном.
Ровно в восемь тридцать он вышел из дома, прихватив макинтош и кейс – свой нехитрый багаж, и лимузин компании «Уэст Интернэшнл» незамедлительно доставил его в «Хитроу». В аэропорту он без задержки прошел регистрацию и сразу проследовал в зал для пассажиров «Конкорда», где за чтением утренних газет скоротал время до посадки, назначенной на десять часов.
Заняв место в салоне и пристегнувшись, Максим огляделся и с облегчением обнаружил, что в салоне не так уж многолюдно, как это было последние несколько раз, когда ему приходилось лететь на «Конкорде». Он предпочитал летать в Нью-Йорк именно на этом самолете, а не на персональном лайнере «Грамман Галстриме». Это было значительнее быстрее – всего три часа сорок пять минут, а при отсутствии сильного встречного ветра и того меньше.
Максим раскрыл кейс, вынул бумаги и с головой ушел в них, проведя за этим занятием первый час полета. Согласился выпить чашку чая, отказавшись от других напитков и закусок, и все свое внимание отдал деловой документации. Когда все, что можно, было сделано, он спрятал папки в кейс, запер его и откинулся на спинку кресла, закрыв глаза. Заснуть не представлялось возможным, однако сумел в достаточной мере расслабиться и отдохнуть, а спустя полчаса стряхнул сонливость и выглянул в иллюминатор. Они плыли над обширной страной кучевых облаков, забираясь все выше и выше. Он вглядывался в бескрайнее пространство над Атлантикой и размышлял об Аликс, своей дочери, которая послужила поводом его преждевременного возвращения в Нью-Йорк. Он хотел увидеть ее и поговорить, побыть с ней наедине какое-то время после уик-энда. Теперь, когда он принял решение навести порядок в своей жизни, он хотел во что бы то ни стало наладить отношения со своим первым ребенком. Виноваты были они оба – она больше, гораздо больше, – и оба по-разному. Тем не менее он был готов целиком принять на себя вину за все разраставшуюся между ними трещину. Он извинится, попросит у нее прощение, если это необходимо. По существу, ему предстоит сделать не так уж много, чтобы вернуть ее доверие, вернуть к себе эту молодую женщину.
